Румянцев был очень рад, что не отправил пожалованных наград прямо по назначению, а адресовал их Буксгевдену. Ему также странным казалось это уклонение от присяги людей, которые сами сначала на нее вызвались, и «весьма любопытно» было ему иметь сведения о последующем ходе этого дела. Государь с своей стороны изъявил согласие на то, чтобы пожалования были вручены барону де-Гееру с товарищами не ранее как по принесении ими присяги [18].
Расследование этого в некотором роде крупного скандала обрисовало еще раз личность Спренгтпортена, пользовавшегося в Петербурге таким почетом и уважением. Барону Гееру повторено было приглашение исполнить долг, им и депутатами добровольно на себя принятый, — при чем исчислены были «выгоды, кои всех их за сим ожидают, и сколько, напротив, потеряют они, ежели останутся упорными». На это Геер прислал губернатору Эмину, от 15-го марта, следующее письмо, которое приводим в переводе с французской копии. Самое письмо было написано по-шведски.
«Согласно приглашению в. пр-ва прибыть в Борго вместе с представлявшимися г. главнокомандующему армией двумя депутатами, для получения там более подробных сведений по одному важному делу, именно о немедленном принесении верноподданнической присяги Его Императорскому Величеству, — о чем мы будто бы просили, — вы позволите мне дать разъяснения, которые покажут что во всем этом должно быть какое-нибудь недоразумение.
«В воскресенье, 21 (9) февраля, когда императорские русские войска вступили в Ловизу, я находился там с секретарем экспедиции, камер-юнкером Роткирхом. Сколько по долгу, столько по нашим делам мы тотчас представились его с-ву главнокомандующему гр. Буксгевдену, чтобы получить от него разрешение возвратиться в наши поместья, и воспользоваться охранными листами (sauvegarde) для нашего там обеспечения. Такова была цель нашего посещения графа, и во время разговора не было речи ни о чем таком, что могло бы привести к приписываемому нам желанию принести присягу верности. Представившись, таким образом, главнокомандующему исключительно по нашим собственным делам, мы никаким образом не можем присвоить себе звания депутатов. При одном частном разговоре с его пр-вом бароном Спренгтпортеном относительно присяги, я, правда, изъявил готовность сообразоваться с ней (de my conformer), но не ранее того, как все жители могли и должны были бы надлежащим образом принести эту присягу. Впрочем, признавая отеческие попечения Его Величества Императора о благе этой страны и её населения, чему мы получаем при настоящих обстоятельствах самые наглядные доказательства, я обязываюсь не предпринимать ничего такого, что не было бы согласно с честью и с моим долгом в отношении сколько Короля, столько и Императора».
Депутатов Брунноу и Мориана, этих старинных друзей Спренгтпортена, рескрипты о награждении коих подписанные Государем лежали теперь на столе главнокомандующего, — оказывается вовсе не было, и на сцене были только де-Геер и еще новое лицо, Роткирх, о котором Спренгтпортен вовсе не упоминал.
«Относительно согласия де-Геера и Роткирха сделать присягу, — писал по этому случаю гр. Буксгевден министру иностранных дел, — действительно говорено ими мне не было. Я недоумевал о сем уже тогда, как губернатор Эмин известил меня о уклонении его, де-Геера; но все еще думал что г. генерал Спренгтпортен не мог бы никак поступить так легко с донесениями своими и о таких вещах, которые должны доходить до высочайшего усмотрения Государя Императора. Ныне, после такового отзыва от г. де-Геера, где о приведенных г. Спренгтпортеном депутатах Брунноу и де-Мориан и совсем не упоминается, должен я утвердиться, что он, г. генерал, выдумывает вещи и представляет их как хочет. Это служит доказательством, с каким расположением исполнял он и самую высочайшую волю; а чего бы собственно я мог ожидать себе от него впоследствии!»
После этого рескрипты, табакерка с портретом и анненские кресты возвращены в Петербург. Но барон де-Геер тем не менее в конце 1808 г., когда звезда Буксгевдена уже закатывалась, получил если не табакерку, то орден св. Анны 1 ст. при весьма лестном рескрипте.
Барон Спренгтпортен должен был, разумеется, быть очень сконфужен этим инцидентом, рисовавшим его своеобразными красками. Ничего однако не бывало. Он признавал себя правым, а виноватыми губернатора Эмина и его начальника гр. Буксгевдена. Что ответил он последнему на его по этому случаю вопрос?
«Если, — писал Спренгтпортен, — он (губернатор Эмин) говорит вам, что барон де-Геер отказывает в присяге, которую сам предложил вместе с другими, дворянами, он ошибся в чувствах их одушевлявших. Г. де-Геер и его соотечественники здесь, там, везде — вовсе не отказывались и не откажутся от присяги. Они отказываются только требовать того, что законы войны и право сильного должны им приказать исполнить, и это совершенно естественно. Люди чести не могут просить сделаться клятвопреступниками; но они исполнят даже с удовольствием долг признания нового Государя, когда им это прикажут. Руководясь этим принципом, г. де-Геер и его сотоварищи охотно себя предложили и даже просили ваше сиятельство о принесении присяги на верность. На основании этого же принципа я предложил ее вам, и вы, в силу ваших полномочий, могли ее приказать, чтобы не возвращаться к этому предмету».
18
Арх. М. Ин. Д. Письмо гр. Румянцева к гр. Буксгевдену от 23-го февраля 1808 г, № 16. «Я весьма радуюсь, что повстречал в сем случае мнение в. с-ва и отправление сие сделал чрез ваше посредство. Уклонение помянутых чиновников от присяги, на которую сначала они сами вызвались, кажется действительно странно, но не сомневаюсь я чтобы благоразумные им внушения с — вашей стороны не произвели желаемого действия. Во всяком же случае Государь Император соизволяет, чтобы посланных для них знаков высочайшей милости не отдавать им пока требуемой от них присяги они не учинят. По сему предмету весьма для меня любопытно получить извещение в. с-ва».