При соображении всех этих обстоятельств можно объяснить себе появление декларации 16-го марта. Правительство не ограничилось её изданием для ведома иностранных кабинетов, «О покорении шведской Финляндии и о присоединении оной навсегда к России» объявлено и всему её населению еще следующим особым манифестом, изданным 20-го числа.
«Из деклараций в свое время изданных, известны праведные уважения подвигнувшие нас к разрыву с Швецией и к введению войск Наших в. Шведскую Финляндию. Безопасность Отечества Нашего взыскивала от нас сея меры.
«Явная преклонность короля шведского к державе, Нам неприязненной, новый союз его с нею и наконец насильственный и неимоверный поступок с посланником Нашим в Стокгольме учиненный, происшествие столько же оскорбительное Империи Нашей, как и противное всем правам, в просвещенных государствах свято наблюдаемым, превратили меру воинской предосторожности в необходимый разрыв и соделали войну неизбежною.
«Всевышний приосенил помощью Своею праведное Наше дело. Войска Наши, с мужеством им обычным, борясь с препятствиями и превозмогая все трудности им предстоявшие, пролагая себе путь чрез места, кои в настоящее время считались непроходимыми, повсюду встречая неприятеля и храбро поражая его, овладели и заняли почти всю шведскую Финляндию.
«Страну сию, оружием Нашим таким образом покоренную, Мы присоединяем отныне навсегда к Российской Империи, и вследствие того повелели Мы принять от обывателей её присягу на верное Престолу Нашему подданство.
«Возвещая в сем присоединении верным Нашим подданным удостоверены Мы, что разделяя с Нами чувства признательности и благодарения к Промыслу Всемогущего, прольют они теплые их молитвы, да все действующая Его сила предыдет храброму воинству Нашему в дальнейших его подвигах, да благословит и увенчает оружие Наше успехами и отстранит от пределов Отечества Нашего бедствия, коими враги потрясти его искали».
Манифест дан в С.-Петербурге 20-го марта, подписан Императором Александром и контрассигнован министром иностранных дел графом Николаем Румянцевым.
В составлении декларации манифеста Спренгтпортен, как сказано, не участвовал: первую половину марта он провел еще в Финляндии. Даже нельзя сказать сделались-ли они ему известны до опубликования. По крайней мере в письме к графу Румянцеву от 29-го марта он ссылается на манифест «появившийся в С.-Петербургских Ведомостях». Но к переводу на шведский язык им приложено участие. «Зная, как мы худо обставлены по части таких переводов как здесь, так и в армии», он поручил сделать шведский перевод некоему надворному советнику Буку и поспешил препроводить к Румянцеву в том предположении, что Государь вероятно имеет намерение объявить этот манифест и в Финляндии. Перевод Бука, по его словам, очень сходствен с оригиналом; перевод же на финский язык может во всяком случае быть лучше исполнен при армии известным Ладо. К этому Спренгтпортен прибавлял:
«Так как манифест обращается и к финским и к русским подданным, то позволяю себе предложить, — не будет ли соответственнее прибавить к параграфу, отмеченному NB, эти слова: Då wi denna Förening känd göra, т. e. когда мы объявляем это соединение (не только в отношении наших прежних русских подданных, но также и подданных финляндцев, которые отныне будут с ними составлять один народ), и т. д. Это кажется мне более положительно и верно в виду их присоединения к России».