Другой, явившийся несколько позже, соискатель на влияние в устройстве судеб Финляндии был майор шведской службы Клик. Он не блистал звездою первой величины, как Спренгтпортен; тем не менее быв видным в свое время дельцом и пером в Аньяльской конфедерации, Клик не оставался и теперь без прямого, хотя и скрытого влияния в некоторых распоряжениях русского правительства, также представляя свои соображения даже самому Государю. Его взгляды, однако, расходились со взглядами бывшего его учителя.
Подобно Спренгтпортену и он излагал свои «мысли» о войне России с Швецией. Его записки имели несколько более серьезный характер, в них было более системы, нежели в мемуарах Спренгтпортена, богатых числом, но не обстоятельностью. Клик испробовал в своей жизни разные карьеры: учился в академии, затем практически изучал право, служа при абоском парламенте, т. е. местном гофгерихте; потом был в военной службе, состоя некоторое время при дяде своем, нюландском губернаторе, где знакомился с административною деятельностью; потом был адъютантом при генерале Троиле на гребном флоте, наконец в эфемерной — как он сам называет — роли во время аньяльской конфедерации. Затем бегство от суда и плахи и убежище в России. Здесь он принял подданство, но на действительной службе не состоял.
В «мыслях» своих о войне он кратко и поверхностно обозревал главным образом последствия завоевания Финляндии, тем более что, по его мнению, «раздавить» Швецию не представлялось затруднений. К слову сказать, подобные суждения, принадлежавшие и Клику и Спренгтпортену, были очень вредны в том отношении, что при начале войны, ввели правительство и Государя в заблуждение на счет действительного размера силы, нужной для покорения Финляндии. Только постигшие нас после сражений при Сиккайоки, Револаксе и Пульхилло значительные неудачи доказали наглядно, что увеличить боевые силы необходимо и что надежды советников на подчинение Финляндии в силу одной преданности финляндцев есть дело фантазии.
Сущность соображений Клика заключалась в следующем. После завоевания нужно сохранить Финляндию. Это по его мнению не трудно, если приобрести доверие и привязанность народа, обратив внимание на желания каждого сословия. Дворянство, довольно основательно понимающее свои интересы, может сделаться очень скоро усердным и преданным русским государям, если получит уверенность в сохранении привилегий и облегчении в повинностях его угнетающих. Клик полагал, что во многих случаях это сословие заявляло свою ненависть к Швеции, и что тем более на него можно рассчитывать. Офицерство, большею частью из дворян, выразило уже свои чувства в 1788 г.[1], и если ему сохранить существовавшее до тех пор материальное обеспечение земельными участками, то верность его не будет подлежать сомнению. Гражданские чины будут иметь те же чувства, если их оставить при занимаемых ими местах. Впрочем, как бывший военный, Клик находил влияние их незначительным. Духовенство составляет собою королевское учреждение, пользующееся поэтому влиянием, которого за ним, не следует оставлять под русским владычеством. Оно будет без сомнения желать, чтобы Финляндия осталась шведской провинцией; но в силу его прямого влияния на крестьян, нужно побудить пасторов действовать в пользу России. Клик полагал, что этого можно, достигнуть внушая им или опасения за будущее, или приятные в нем надежды. Купечество расположится очень скоро в пользу России, увидев расширение своих торговых с ней оборотов; к тому же его влияние на массы невелико. Крестьяне — Клик этого не скрывал — имеют несомненное недоверие к России, идущее и от их невежества и от лживых слухов издавна про нее распространяемых. Но если они будут самым торжественным образом удостоверены, что им никогда не предстоит сделаться крепостными, что за ними останутся их права и собственность, что будут уменьшены или вовсе не взимаема на год или на два подати, которыми они обременены свыше всякой меры, то крестьяне сделаются самыми верными русскими подданными. Повторяя в конце своих «мыслей», что нужно, приобрести расположение финляндцев, Клик делал следующее пояснение, в высокой степени верное само по себе и особенно знаменательное под пером одного из аньяльских коноводов.
«Конечно, не должно быть и мысли о том, чтобы входить с финляндцами в какие бы ни было соглашения. Победив страну силой, ей предоставят потом как милость те преимущества, которые найдут выгодным для себя дать ей. Всякое соглашение, каково бы оно ни было, предполагает некоторое равенство соглашающихся и может породить опасные разномыслия и недоразумения. Победитель, напротив, жалует милостями и их за таковые принимают жалуемые, не имея права ни о чем договариваться».
1
Это выражение чувств состояло в образовании конфедерации в Аньяле. В ней, как известно, приняло участие лишь до 100 офицеров, но и те в большинстве отступились, когда была восстановлена более строгая дисциплина.