Другая существенная и непонятная с современной точки зрения особенность военной службы заключалась в системе покупки и продажи чинов и должностей, истекавшая впрочем из объясненного порядка вознаграждения. Всякий офицер, а иногда даже и унтер-офицер, получая назначение, должен был выкупить его у своего предшественника, уплатив ему более или менее значительную сумму смотря по ценности поместья и других преимуществ, утрачиваемых одним и получаемых другим. Эта система вела разумеется к немалым злоупотреблениям, и бедный, хотя и дельный офицер, неизбежно уступал богатому товарищу. Правительство старалось устранить эти злоупотребления и регулировать самые отношения. Назначен был размер, которого платимая сумма не должна была превышать; но так как это правило противоречило обоюдным интересам договаривающихся, то закон был почти всегда под разными предлогами обходим. Только крупная сумма могла побудить оставить службу, а преимущества и выгоды, предстоявшие при занятии должности, особенно в виду повышения, заставляли платить невозможное.
С другой стороны правительство брало на себя обеспечение офицеров, лишенных по болезни или по увольнении в отставку возможности служить, а также их вдов и детей. С этою целью кроме предоставления наследникам временного пользования бостелем на год или и более, им выдавалась та сумма, которая, была уплачена офицером за последнее занятое место. Так выше было упомянуто, что Спренгтпортен при увольнении в 1780 году от службы получил 18 т. риксдалеров (36 т. фр.) вознаграждения. Кроме того и его жене, за службу отца, было выдано особо 24 т. ф.
Такими мерами шведское правительство старалось привязать к себе офицерство и действительно привязывало. Всякая перемена в положении военнослужащих угрожала подрывом их благосостояния можно сказать в корне. При занятии же страны неприятелем, офицер не только утрачивал поместье, делался бездомным, но и лишался той суммы, которую мог ожидать от своего правительства при оставлении службы, а если бы оно даже и вознаградило впоследствии, то это было сопряжено с целыми годами ожиданий и с значительными урезками. Во всяком случае, такое вознаграждение являлось уже делом милости, а не права.
Естественно, что при таком положении масса офицерства была настроена консервативно. Всякая перемена грозила разными случайностями в деле первостепенной важности, в вопросе о средствах существования. В данном случае консерватизм этот тем более должен был сказаться, что масса офицерства по сознанию самих Спренгтпортенов, русскому правительству не доверяла, а население его боялось. Понятно, что попытки Буксгевдена склонить шведских офицеров в пользу мирных отношений не имели почвы и должны были только побудить еще более сомкнуться для сопротивления, с успехом которого связано было их материальное благосостояние.
ГЛАВА XV. Присяга и затруднения
6-го марта, после пятидневной бомбардировки сдалась крепостца Свартгольм. В числе условий капитуляции, по которой гарнизон объявлялся военнопленным, сделано изъятие для природных финляндцев: они получили свободу возвратиться в свои дома. При этом они подписками обязались оставаться спокойными в своих гейматах, и не только не служить против Русских до заключения мира, но и ничего не предпринимать против них посредственно или непосредственно.
В то же почти время, именно 10-го марта, окончательно занята князем Багратионом «столица» Финляндии, Або, где уже находился отряд Шепелева, посланный туда еще ранее немедленно по завладений Тавастгусом.
12-го марта прибыл граф Буксгевден. На официальном приеме некоторых из местных должностных лиц, епископ абоский Тенгстрём, он же и вице-канцлер университета, произнес приветственную речь от лица обоих этих учреждений. «Два раза в минувшем столетии, — сказал он, — абоские музы, устрашенные бряцанием оружия, бежали из своих жилищ. Этот раз они остались, доверяясь справедливым и благотворным свойствам нынешнего русского правительства, великодушию истинного героизма и духу времени, который даже среди ужасов войны предлагает неприкосновенное убежище всесветным труженикам науки». От лица собственно духовенства абоской епархии, также как и от народа, епископ выразил самую живую признательность за данное Государем обещание покровительствовать лютеранской религии и её церковным установлениям. Лично от себя Тенгстрём просил верить искренности его усилий к поддержании в крае полного спокойствия и бескорыстному усердию в содействии всему, что будет предпринято для общественной пользы.