«2) чтобы Государь позволил мне представлять отчеты мои Ему самому;
«3) чтобы Его Величество удостоил дать мне возможность иметь приличную представительность, для чего и ассигновать столовые деньги для моей свиты, и
«4) чтобы мне Дан был помощник или способный секретарь для корреспонденции, знающий шведский язык, и два адъютанта, по моему выбору, подобно тому, как было во время последних волнений в Финляндии».
Но на другой же день Спренгтпортен послал Румянцеву поправку:
«Если ваше сиятельство находите излишними столовые деньги, то вы доставите мне удовольствие вовсе о них не упоминать. Характер мой так далек от всякого личного интереса, — образ мыслей, который смею думать отличал меня во все 50 (?) лет службы, — что я не хотел бы навлечь на себя даже тень подозрения в том, что могу думать о себе самом, когда дело идет о службе моему Государю и отечеству».
В тот же день 29-го января военный министр граф Аракчеев объявил главнокомандующему (а также и Спренгтпортену) следующее повеление:
«Государь Император высочайше повелеть соизволил: Г-ну генералу от инфантерии барону Спренгтпортену состоять под командою вашего сиятельства и исполнять в точности приказания ваши».
В таком положении был Спренгтпортен в кампанию 1788—89 годов при главнокомандующем графе Мусине-Пушкине. Но с того времени прошло 20 лет, из генерал-майоров Спренгтпортен стал уже полным генералом, и считал себя, очевидно по возрасту, старше Буксгевдена. Можно поэтому себе представить впечатление, которое должно было произвести на Спренгтпортена это повеление. Чем лаконичнее, тем красноречивее оно было.
Он поспешил, поэтому, известить о нем графа Румянцева и уже отступал от своего соучастия в военных операциях.
«Без сомнения — объяснял он — Государь, подписывая приказ, не был поставлен в известность, что я гораздо старше этого генерала по службе, и что мне таким образом нельзя служить под его начальством[6]. Да я не вижу в этом и надобности; у каждого из нас свой круг деятельности: у него — военные операции, у меня — меры относящиеся к жителям; в этом, для пользы службы, можно очень хорошо столковаться взаимными сношениями, без того чтобы один был подчинен, другому. Более чем необходимо возвратиться к моему первому письму, с тем чтобы мне облегчена была возможность доказать мое усердие в этой экспедиции. Иначе, подчиненный другому, я буду стеснен в моих собственных распоряжениях, а потому все влияние, которое я мог бы иметь на события, будет приведено к нулю, даже если опытность и разумность будут на моей стороне».
Для успеха военного предприятия сосредоточение всей власти на театре действий в одних руках представляется аксиомою. Поэтому заявление Спренгтпортена могло и должно было встретить серьезные возражения и вовсе быть отвергнуто. Но на деле оказалось не то: назойливое требование его достигло цели. Вскоре, графом Румянцевым послан был Императору Александру проект рескрипта на имя Спренгтпортена, который и был опробован, а затем и подписан 5-го февраля 1808 года[7].
Приводим его:
«Признав за благо, чтобы вы находились при армии состоящей под начальством генерала графа Буксгевдена, в помощь этому генералу и для содействия его операциям вашими советами по делам дипломатическим во всем что касается шведской Финляндии, предписываю вам без замедления отправиться к армии и в продолжение вашей там деятельности представлять моему министру иностранных дел о всем, что вы признаете подлежащим доведению до моего сведения по возложенному на вас поручению. Я имею столь много доказательств ваших талантов и усердия к моей службе, что предвижу в полной мере оправдание вами того удовольствия, с которым я выбрал вас для настоящего дела и уверен что вы приобретете новые права на мою к вам благосклонность».
Легко видеть, что этой бумагой щекотливый вопрос о подчинении Спренгтпортена графу Буксгевдену не был разрешен, а дипломатически обойден. О новом рескрипте Буксгевден не извещен и узнал только впоследствии от самого Спренгтпортена. Повеление о состоянии «под командою» не отменено, а «помощь» и «содействие», теперь положенные в основу действий последнего, неизбежно должны были обострить отношения.
Домогательства барона, сообщенные графу Румянцеву в первом письме, также исполнены с некоторыми ограничениями. От вмешательства в военные действия сам Спренгтпортен отказался; это однако не мешало ему потом вмешиваться побочными путями. Непосредственных докладов Государю он не добился; представление же их, хотя бы и на имя Его Величества, но чрез руки министра, было далеко не то. Впрочем, этот министр был граф Румянцев, всегда к нему внимательно-вежливый. Главнейшего же Спренгтпортен достиг: его доклады не пошли чрез руки главнокомандующего, чем ему давалась косвенно независимость от графа Буксгевдена. Из других желаний Спренгтпортена было исполнено назначение к нему адъютантом Крамина; что же касается до секретаря, то в момент отъезда к армии, последовавшего в день подписания рескрипта, 5-го февраля, Спренгтпортен для службы при нем по особым поручениям рекомендовал графу Румянцеву отставного шведской службы военного советника Кнорринга, и просил прислать его как можно скорее[8].
6
Спренгтпортен был в русской службе всего с 1786 года, т. е. 22 года; Буксгевден же с 1764 г., т. е. 44 года. Спренгтпортен к русской службе присчитывал и шведскую, и прусскую, и голландскую свою службу.
7
Государь одобрил его надписав: «C’est très bien, et je vous, prie de faire copier ce rescrit» — (Очень хорошо, прошу вас отдать, переписать этот рескрипт). Заметим здесь кстати, что многие проекты бумаг, подававшиеся Императору Александру на предварительное рассмотрение, были писаны гр. Румянцевым собственноручно, таким неудобочитаемым почерком, притом с помарками, что надо удивляться нетребовательности этого Государя. К числу таких бумаг принадлежал и упомянутый проект рескрипта.
8
Речь шла еще о некоем Гаддинге, также из шведских выходцев; но он был пристроен к Заемному Банку и откомандирован к отряду Тучкова; Спренгтпортен находил его там незаменимым. При этом случае полагал «достаточным» (sic) для поощрения этого чиновника дать ему «маленького Владимира». — Назначение Кнорринга состоялось вскоре, и 10-со февраля повелено ему производить, кроме пенсиона по 500 р., еще по 1.500 руб. в год, пока будет при должности; на путевые и прочие издержки выдано единовременно 1.000 р. Озаботились, кроме того, определением двух сыновей его в учебные заведения.