— Я согласен вести негоциацию при одном условии — подписать мирный трактат не позднее пяти дней.
Такое начало обескуражило турок, поскольку указание Муссун-заде о затягивании переговоров становилось невыполнимым. Ресми-Ахмет растерянно посмотрел на рейс-эфенди. У того в глазах смешались отчаяние и робость.
Ресми перевёл взгляд на Румянцева и неуверенно проговорил:
— В Бухаресте по многим пунктам послы обеих империй не пришли к единому мнению. Как же можно уложить в пять дней то, что безрезультатно обсуждалось месяцы?
— Вы, видимо, позабыли, господа, что приехали не обсуждать мир, а подписать его, — выразительно, с лёгкой угрозой заметил Румянцев. — О пунктах уже было много говорено. Хватит! Наговорились! Теперь пришло время дело справить!.. — И он стал медленно перечислять главные кондиции мира. — Российские условия таковы... Все татары остаются вольными и ни от кого не зависимыми в их гражданских и политических делах и правлении. В духовных — пусть сообразуются с правилами магометанского закона. Однако без предосуждения вольности и независимости... Все крепости и земли, ранее татарам принадлежавшие, в Крыму, на Кубани, на острове Тамане им же отдаются. За Россией останутся только Керчь и Еникале с их уездами, о чём с ханом у нас есть подписанный договор... Блистательная Порта уступает России Кинфурн с его округом и степью, между Бугом и Днепром лежащую... Россия получает свободное судоплавание в Чёрном и Белом морях и на Дунае... За убытки, понесённые нами в этой войне, Порта заплатит четыре с половиной миллиона рублей...
Ахмет-эфенди, не дослушав фельдмаршала, осмелев от отчаяния, воздел руки к небу:
— Аллах свидетель — это не мир. Это ограбление!
— Это не ограбление, а кондиции, которые диктуются побеждённой державе державой превосходящей!
— Держава побеждена, когда она это признает! А у нас ещё достаточно войска, чтобы таковой себя не считать!
Лицо нишанджи горело негодованием. Ибрагим-Муниб, молча внимавший острому разговору, почувствовал, что эфенди, презрев все наставления великого везира, готов был покинуть негостеприимного Румян-пашу. Но такой шаг означал бы продолжение войны, разгром турецкой армии и, возможно, падение Стамбула, оставшегося бы совершенно беззащитным.
Рискуя навлечь на себя гнев нишанджи, Ибрагим постарался смягчить натянутую атмосферу разумным замечанием:
— Блистательная Порта не ставит под сомнение доблесть обеих империй. Кровь, пролитая их подданными, одного цвета. И мирные пункты должны в равной мере учитывать достоинство воевавших держав.
Слова, сказанные рейс-эфенди, Румянцеву понравились. Объявляя условия мира, которые бы обезопасили империю, он стремился соблюсти условия, предъявленные Россией ранее, в Бухаресте. Вместе с тем, решив усилить их, он понимал, что горделивые турки никогда не признают, что война ими проиграна. Поэтому приготовил ряд уступок.
— Ваш приятель не утерпел дослушать до конца мои пункты, — сказал он, обращаясь к рейс-эфенди. — Россия оставляет Порте город Очаков с древним его уездом, возвращает Бессарабию, Молдавию и Валахию со всеми городами и крепостями, в том числе отдаст Бендеры и прочие уступки сделает. Но о них с вами говорить будет князь Репнин, коему я поручил ведение негоциации... (Румянцев плавным жестом указал на сидевшего рядом с ним князя. Тот еле заметно кивнул и снова замер, строго поглядывая на турок). Я не задерживаю вас более!
Полномочные послы, Репнин, переводчики вышли за двери и проследовали в соседний дом, где предстояло обговорить оставшиеся после Бухареста нерешённые кондиции.
А Румянцев отправил великому везиру короткое письмо:
«Как только от вашего сиятельства я получу надлежащее благопризнание на мирные артикулы, вашими полномочными постановленные, то в ту же минуту корпусу генерал-поручика Каменского и в других частях прикажу удержать оружие и отойти из настоящего положения...»
Июль 1774 г.
Несмотря на все старания Веселицкого удержать татар от выступления на стороне Хаджи-Али-паши, угроза татарского бунта не только не миновала, но, напротив, стала очевидной. Всё должно было решиться в несколько дней.
Конфидент Бекир донёс резиденту, что хан Сагиб-Гирей попросил у турок пушки, без которых он боялся атаковать гарнизоны. Али-паша пообещал их дать. Тогда хан вызвал к себе Мегмет-Гирей-султана и поручил ему в тайне от русских собрать у селения Старый Крым, ближе к морскому берегу, пятьсот арб и тысячу быков для перевозки пушек и необходимых к ним снарядов.