Отсмеявшись, мы поехали дальше молча, пока на полпути домой она вдруг не обернулась ко мне с лукавой усмешкой:
— Бедный Рустем! Так и остался без поцелуя!
— Не теряю надежды, что однажды его все-таки получу, — бодро отрапортовал я.
— Сперва тебе придется прочесть мне лекцию о том, как это делается, — провокационно выселилась она.
— Ну уж нет! — открестился я. — Предпочту наблюдать за тем, как ты постигаешь это искусство методом проб и ошибок!
Она посмотрела на меня глубоким взглядом, развернулась вполоборота ко мне и неожиданно решила начать тренироваться прямо сейчас — что слегка меня дезориентировало.
Что ж сказать, вторая попытка все-таки была удачнее — по крайней мере, она попала в мои губы! Но на поцелуй это, конечно, еще не было похоже, поэтому я остановил лошадь и взял инициативу в свои руки.
Если она и была недовольна моим самоуправством, то никак этого не показала.
Глава восьмая. Смущающие ноги
Его ноги не шли у меня из головы.
Что-то мне подсказывает, что так много думать о мужских голых ногах — крайне неприлично, и это совершенно непристалое госпоже поведение. Хорошо хоть, никто не мог залезть мне в голову и прочитать эти мысли!
Я совсем не была уверена, что это нормально — то, что со мной творится. Поэты обычно восхваляют глаза и губы, женскую грудь и мужские руки; про ноги я вроде нигде не читала. Может, со мной что-то не так?
Я не могла понять причин, по которым мне так нравилось возвращаться мыслями к его ногам. Они мне показались очень красивыми, хотя до этого мне даже в голову не приходила мысль, что у мужчин могут быть красивые ноги. Вот мои ноги мне нравились очень, это да. И многие наложницы в гареме тоже обсуждали ноги друг друга. Это было нормально, если говорить о женской красоте. Но в моем-то случае речь шла о мужчине!
Мне даже не с кем было поговорить об этом — слишком уж деликатная тема. Маму точно не спросишь, тетушки… возможно, Хатидже-султан и помогла бы мне что-то прояснить в этом вопросе, но лишний раз напоминать ей об Ибрагиме-паше мне не хотелось.
Однако судьба распорядилась иначе. Хатидже-султан, будучи врагом моей матери и врагом Рустема, тоже выступала против нашего брака. Поэтому, как и Шах-султан, она временами наведывалась ко мне с целью выяснить, не удастся ли настроить меня против мужа. Действовала она более тонко, чем сестра, — сказывалось то, что тетя Хатидже знала меня с детских лет.
Вот и в этот раз она, приехав в гости, казалось, даже не думала о Рустеме-паше. Попивая шербет и разглаживая складки своего розового платья, она рассказывала, как трудно найти достойного жениха для дочери. И вроде бы говорила она только о Хуриджихан, но при этом так горячо отстаивала необходимость найти ей в пару мужчину молодого и приятного на вид, способного пленить юную девушку, в отличие от зрелых скучных пашей, что и без ясновидения было понятно: это камень в огород Рустема.
Я слушала с милой улыбкой и старалась вести себя прилично, лакомиться засахаренным миндалем и делать вид, что не замечаю ее намеков; но она привела меня в бешенство совершенно некорректной фразой:
— Согласись, Михримах, ведь ты как никто другой знаешь, что девушке твоего возраста не стоит сватать немолодого уже пашу!
И здесь мои эмоции прорвало. С очаровательной улыбкой я заметила:
— Госпожа, как хорошо, что вы напомнили мне об одной вещи. Мне очень бы хотелось получить ваш совет в одном деликатном деле.
Хатидже-султан вся расцвела и подалась ко мне — наверно, уже ожидала жалоб на мужа:
— Конечно, солнышко мое! Ты же знаешь, как я люблю тебя и твоих братьев!
Я потупила глаза, разыгрывая смущение, и продолжила заманивать ее в ловушку:
— Это очень деликатная тема, госпожа, обычно такое обсуждать не принято, — я старательно покраснела, — но я боюсь не найти понимания у матушки… а мне так нужен совет взрослой, опытной женщины…
— Конечно, Михримах, я тебя понимаю! — она даже взяла меня за руку, ободряя. Готова спорить на что угодно, она ждала, что я стану жаловаться на несостоятельность Рустема как мужчины! — Ты можешь полностью мне доверять!
Я взглянула на нее умоляюще и смущенно, а потом самым невинным тоном произнесла:
— Скажите, госпожа, вы, когда были замужем за Ибрагимом-пашой, часто ли думали о его голых ногах?
Она в мгновение ока преобразилась: отшатнулась и посмотрела на меня с гневом:
— Михримах!
— Ах, госпожа, — я принялась заламывать руки и прибавила в голос слез, — я знаю, что о таких вещах не спрашивают! Но я так мучаюсь! Мне не у кого узнать, нормально ли то, что происходит со мной!