В конце концов, я предложила ему обойтись без всех этих возвышенных поэтических оборотов, и дело пошло на лад. Паша сперва ворчал, что ему неловко в ответ на мои изящные и нежные строки давать столь деловой и сухой ответ; но мне удалось его убедить. С тех пор наша переписка стала достаточно регулярной и весьма интересной, не хуже личных бесед.
Всего-то и нужно было — перестать заливать меня дифирамбами с головы до ног!
Казалось, ничто не способно помешать моему безоблачному счастью — любовь моей госпожи стала солнцем, озаряющим мою жизнь.
Не учел я лишь того, что капризная и избалованная Михримах привыкла всегда иметь все, чего ей захочется. Сейчас она хотела меня — что не могло не радоваться — но категорически не хотела делить меня ни с кем и ни с чем, включая мои обязанности.
Сначала мне было даже приятно это; как она цепко держалась за наши отношения, не желая отпускать ни на шаг! Но вскоре это стало причинять неудобства. Я относился к ситуации с пониманием; она переключит свое внимание на детей, когда они у нас появятся. Пока же, естественно, она сосредоточена на мне. Мне еще было, за что благодарить Создателя — жена моя была склонна к занятиям науками, что отнимало часть ее времени, а также крайне благочестива, что отнимало еще часть. Слыхал я, что есть совершенно невыносимые женщины, которые целый день маются без дела. К счастью, это совсем не про Михримах — вот уж кто без дела сидеть не будет! Она всегда находила себе занятие, и это восхищало меня до глубины души. Она никогда не чуралась научиться новому, и порою я заставал ее за совершенно немыслимыми для госпожи занятиями — например, на днях ей пришла в голову идея варить апельсиновое варенье! В какой-то книге вычитала что-то. В жизни такого не пробовал; и сладко, и кисло, и странно. И почему-то ей непременно нужно было заняться этим самолично — хотя и служанки носились вокруг с плошками и полотенцами.
Еще интереснее стало на следующий день, когда весть о причуде жены достигла гарема, и дворец наш почтила присутствием Хюррем-султан. Вместо того, чтобы разгневаться на дочь, она хрустально рассмеялась — как мне передала Гюльбахар — и уверенно подключилась к делу. Как позже она сентиментально призналась, в детстве ей приходилось часто варить варенье с семьей, пусть и не из апельсинов.
…я уже ничему не удивлялся, когда повелитель отпустил меня раньше, потому что, мол, Хюррем-султан нужна моя помощь. Помощь, как выяснялось, заключалась в том, чтобы оттаскивать Михримах от котла с вареньем — она уже чуть не спалила там свои роскошные волосы, одна попаленная прядь ощутимо отдавала гарью. Мать она не слушала, слуги ее дергать не осмеливалась, оставался только один вариант — муж.
Пришлось учиться вовремя оттаскивать; к моему недоумению, процесс варки оказался крайне занимательным и веселым. Хюррем-султан была обворожительна в своем бодром и радостном настроении — теперь было понятно, каким образом этой женщине удалось не просто вскружить повелителю голову, но и остаться единственной в его сердце на долгие годы. Ее сходство с дочерью стало очевидным; особенно после того, как сама великая султанша умудрилась подпалить и свои волосы.
— Придется звать отца! — рассмеялась Михримах на это. — Кто ж еще отважится оттаскивать от котла вас, матушка?
…шутки шутками, а на следующий вечер султан и впрямь заглянул. Я даже несколько оробел; без предупреждения, а у нас такой кавардак!
Стоит, улыбается в бороду, любуясь открывшейся картинкой.
— Глаз да глаз за ними, да? — спросил меня, шутливо потянув свою Хюррем за подгоревший рыжий локон.
— Точно так, государь, — поклонился я. — Но ведь такими мы их и любим!
…было странно, дико, немыслимо чувствовать такое единение и понимание с повелителем. В этот момент, на кухне, где суетились с апельсинами две султанши, мы оказались равны с ним — перед женщинами, в которых влюблены.
…хвала Создателю, что апельсины скоро закончились! Не знаю, что было бы с моим рассудком, если бы нас с султаном завлекли еще и в сам процесс — а все к этому шло, в последний день Михримах умудрилась сунуть мне свою окислившуюся ложку для помешиваний, убежав за какими-то специями. Хорошо, Хюррем-султан у меня ее сразу вырвала и пристроила к делу. А то хорош я был — важный визирь Османского государства — с кухонной поварешкой в руке!
Глава десятая. Шершавая корица
Я с интересом прислушивалась к себе, пытаясь постичь происходящие во мне дурманные перемены. Мне казалось, что мое сердце стало цветком, раскрывающимся навстречу солнцу; я купалась в любви паши, как в солнечных лучах, и чувствовала себя безмятежно счастливой, как никогда прежде.