Матильда Хосефа отказалась как-либо назвать своего осла, поэтому теперь трусила на безымянном животном. Прямо и неподвижно сидя на осле, тетушка Дельгадо повернула за ними вслед, но ее ослик был менее резв, чем Изабелла, и остановился пощипать сухую траву. К тому времени, когда она наконец уговорила осла продолжить путь, ее спутники уже собрались на вершине холма. Подъехав, она нашла их разговаривающими с группой весьма устрашающе выглядевших индейцев.
Хуан Энрике был испуган и бледен. Даже Мария Антония выглядела струсившей. Приглядевшись, тетушка ахнула: предводитель индейцев был тот самый мерзавец, который похитил ее и Кармен из каравана!
Ей хотелось предупредить Хуана Энрике, но тот не обращал на ее знаки никакого внимания. Чернокожий, такой немногословный прежде, что-то оживленно говорил индейцам. Матильде Хосефе не хотелось привлекать внимания индейцев к своей особе. Что, если они узнают ее? И что они сделали с доньей Кармен?
Она выправила свои волосы, надеясь, что они не узнают в ней ту женщину, которую бросили умирать на дне ущелья. Что тогда было на ней из одежды? Она закрыла глаза, пытаясь припомнить. Ее седые волосы тогда были подняты наверх и уложены в пучок. Но ведь тогда она была одета в черное — как и сейчас! Теперь она точно вспомнила. А что, если они сейчас узнают ее?
Лихорадочно копаясь в ящике, привязанном на спину ослу, она наконец достала ненавистные очки, о которых вспомнила — и которые оказались так кстати. Она пробормотала благодарственную молитву, что они не разбились в дороге, и водрузила их на нос. Ей бы хотелось раствориться здесь, слиться со спиной своего осла. Ее желудок свело от страха. Из-за кривых стекол очков все перед ее глазами поплыло: и пустыня, и кактусы, и индейцы, и Хуан Энрике, и Мария Антония. Как только Мария носит их? Но что было делать — надо было маскироваться. Быть узнанной индейцами… нет уж! Лучше она пойдет в казематы Инквизиции и признается в том, что она — ведьма!
И вдруг вожак этих отступников-индейцев указал прямо на нее и что-то проговорил чернокожему. Все захохотали. Чернокожий тоже улыбнулся. Донья Матильда вцепилась в седло, и снова все окружающее поплыло у нее перед глазами. Неужели мерзавец узнал ее?
— Что он сказал? — кокетливо спросила Мария Антония. Она в ожидании уставилась на черного круглыми зелеными глазами.
Черный хмыкнул и метнул взгляд в сторону доньи Матильды.
Некоторое время он молчал, а потом перевел:
— Он говорит, где вы раздобыли эту странную женщину с совиными глазами?
Мария Антония захихикала, и даже узкие губы Хуана Энрике расплылись в улыбке. Донья Матильда еще крепче вцепилась в седло; ее пальцы стали скользкими от холодного пота. Значит, они не узнали ее!
Предводитель индейцев говорил что-то еще. Тут даже немногословный чернокожий расхохотался. Он перевел, и по мере перевода желудок Матильды Хосефы все больше сводило.
— Он хочет знать, не продадим ли мы ему странную женщину, если он принесет ваши драгоценности.
Лицо Хуана Энрике просияло:
— Скажи ему, он получит все, что захочет.
Мария надула губки.
Матильда Хосефа побледнела и наклонилась на бок; ее вот-вот грозило стошнить со страха. Она и так плохо контролировала свое равновесие из-за этих очков. А теперь того не легче! Какой ужас! Индейцы торгуются из-за нее! Ведь это она выдумала план спасения Кармен, она подговорила Хуана, это ее хитрость — и теперь она оборачивается против нее!
Чернокожий заметил ее страх и как ее клонит на сторону.
— Это шутка, — холодно пояснил он.
Матильда Хосефа с плохо скрываемым облегчением обмякла в седле.
Мария Антония воспряла духом:
— Можно взамен нее предложить меня, — кокетливо проговорила она.
— Молчать! — выкрикнул Хуан Энрике. — Это невозможно!
Мария надулась.
— А как насчет драгоценностей? — спросила слабо, пересиливая страх, Матильда Хосефа. Ей хотелось увести разговор от своей персоны.
— Да, что насчет драгоценностей? — Приманка сработала; Хуан Энрике перешел к любимой теме. — Выясни, когда они нам их привезут! — приказал он чернокожему.
Какой подарок судьбы, что они нашли индейцев, которые знали, где могут быть драгоценности; и даже видели светловолосую женщину в бирюзовом платье, и — лучше не придумаешь! — подряжались найти их. Сердце Хуана Энрике забилось при мысли о богатстве, ожидавшем его.
Чернокожий проводник повернулся к предводителю индейцев и что-то сказал ему. Они некоторое время говорили; потом чернокожий кивнул. Он тронул свою лошадь и отъехал от индейцев.