У Кармен опустились плечи:
— Он… он не любит меня.
Донья Матильда не поверила своим ушам:
— Он — не любит!.. Он — что, слепой? Невменяемый?!
Кармен ценила свободомыслие дуэньи и устало улыбнулась в ответ. Да, ее дуэнья — лучшая из женщин, добрейшая из них.
— Нет, — тихо продолжила Кармен. — Он решил, что сложно будет жить с человеком, который постоянно напоминает ему об испанцах. Он ненавидит нас, испанцев.
— Как и многие здесь, — поежившись, проговорила донья Матильда. Но тут же остановилась. Не надо пугать девочку. На пути в магазины Санта Фе в один из недавних дней она встретила Карлоса Гарсиа, того полного сержанта, который провожал ее до виллы Дельгадо. Добрейший сержант предупредил ее о том, что индейцы поднимают бунт, поэтому следует быть осторожными и не выходить из дому. Но сегодня она не станет говорить это Кармен. Ей и без того досталось.
— Тебе надо поспать, — проговорила на прощание донья Матильда.
Кармен улыбнулась. Она смертельно устала. Она тихо закрыла за доньей Матильдой дверь и улеглась. Но во сне ее преследовали холодные голубые глаза Пумы, и она ворочалась до утра.
Когда на следующее утро она спустилась к завтраку, Марии и дуэньи не было; они еще спали. Хуан Энрике, однако, сидел за столом, читая свои отчеты. Он мило улыбнулся Кармен и подвинул к ней тарелку с кукурузными лепешками.
— Мой пустынный цветок, нам придется быть более осторожными, — конспиративным тоном сообщил он ей.
Кармен была изумлена:
— Что вы имеете в виду?
Но что бы там не имел в виду Хуан Энрике, страх сковал все ее члены. Она потеряла аппетит и оттолкнула тарелку.
Дельгадо все так же многозначительно улыбался ей через стол.
— Когда в следующий раз я приду к тебе, Мария ни о чем не догадается. Ей не надо знать.
И он сделал ей глазки.
Кармен вздрогнула, с негодованием поднялась с места и, не говоря ни слова, вышла из столовой.
— Я не остановлюсь ни перед чем! — кричал он ей вслед. — Я не допущу, чтобы меня отвергали! Ты будешь моя!
Глава 40
Суббота, 10 августа 1680 года
Пума был одет в домотканые брюки, тунику и шляпу, что делало его вполне похожим на испанца. Он повязал красный носовой платок вокруг шеи — испанцы любят яркие цвета, рассудительно подумал он.
Он оглядел Угнавшего Двух Коней и одобрительно усмехнулся. Апачский воин выглядел в самом деле как испанец. Его длинные волосы были завязаны сзади, а огромная шляпа и домотканые штаны с рубашкой делали его похожим на крестьянина.
Только лишь Охотник, на взгляд Пумы, все еще выглядел индейцем. Даже испанская одежда, украденная для такого случая, не помогла изменить его внешность. Охотник должен был управлять фургоном, но все равно его индейский облик бросался в глаза. Пума попробовал надеть на него другую шляпу и критически оглядел его. Надо было что-то добавить, и Пума, подумав, перекинул ему через плечо сложенное испанское одеяло. Полосы фиолетового и черного сделали старика чуть более испанцем, и Пума наконец облегченно вздохнул.
Одежда и фургон были удачной выдумкой. Они набрели на испанскую семью, направлявшуюся по Королевскому тракту неподалеку от Санта Фе. Семейство заночевало возле реки. Пока спящие ничего не подозревали, Пума и Угнавший Двух Коней забрали одежду, лошадь и фургон.
Пума, однако, не стал окончательно грабить испанцев, разглядев среди спящих двух детей. Он оставил вторую лошадь, чтобы семейство добралось-таки до Санта Фе.
Теперь у них был гнедой жеребец Пумы, кобыла Угнавшего Двух Коней, а также фургон и лошадь испанцев. Гнали они быстро. По расчетам Угнавшего, восстание должно было начаться через три дня.
Пума вглядывался в горизонт. Он полагал, что через час они достигнут пригорода Санта Фе. У них было время, чтобы выкрасть Кармен и доскакать обратно, пока не началась заварушка.
По пути их следования они видели банды, направлявшиеся к Санта Фе. Но никто, казалось, не замечал друг друга. Придерживаясь своей роли, Пума надеялся, что их примут за испанских крестьян, направляющихся на рынок. Вдруг Угнавший указал на облако пыли позади них. Пума обернулся, чтобы рассмотреть. Это были индейцы, судя по видимым признакам. Пума кивнул и ударил жеребца под бока: надо было поторопиться.
Лошадь, впряженная в повозку, была сильной, но уже достаточно устала. Пума не надолго остановился, чтобы лошади отдохнули, а потом они погнали дальше, надеясь сделать следующую остановку возле Санта Фе.