Наконец все было готово.
— Я… я хорошо выгляжу? — робко спросила Заред, одергивая юбки. Шелковая основа платья была красной, и червонное золото ткани оттеняло белую кожу и рыжие волосы. В свете огня из камина она казалась ожившей картиной.
Маргарет взглянула на молодую хозяйку и улыбнулась. Она не знала, почему та отправилась к ведьме, но была убеждена, что никакого нежеланного ребенка не существует (весь замок и половина деревни знали, что его светлость не спал со своей молодой женой).
— Вы прекрасны, — заверила она.
— Я не похожа на мальчика?
Вместо ответа Маргарет рассмеялась. Волосы Заред были зачесаны назад, покрыты белой вуалью, а на лбу сверкали рубины.
— Ни в коем случае, — заверила она, и поскольку была гораздо старше и видела, что Заред понятия не имеет, что могут и не могут позволить себе слуги, Маргарет, повинуясь порыву, наклонилась, поцеловала девочку в щеку и тихо вышла.
В дверь постучали. Это пришел Тирл, и Заред сразу увидела, что он мрачен и хмур.
— Что случилось? — тихо спросила она, боясь, что к дому подходит войско братьев.
Он тяжело уселся на стул у огня.
— Конь споткнулся и сбросил меня в лужу. Один из моих воинов одолел меня в поединке на мечах, а на правом боку выскочил чирей. Когда же я вернулся в дом, мне объявили, что ужин накрыт не в зале, а в твоей комнате. Что тебе нужно от меня? Собираешься сказать, что твои братья пришли за мной? Что ж, вполне подходящий конец столь мерзкого дня.
У Заред буквально чесался язык сказать ему, куда он может девать свой ужин, но она промолчала и улыбнулась.
— Я надела наряд твоей матушки.
Он нехотя оглянулся и широко зевнул.
— Вижу, и что из этого? Лучше позови кого-нибудь прислуживать мне. Я устал и голоден.
— Я сама все подам, — поспешно заверила Заред. — Нам никто не нужен.
Она подошла к столу, подняла серебряные крышки с блюд и стала наполнять его тарелку, после чего уселась на низенький табурет у ног мужа.
Он сунул в рот ложку с морковью и, еще не прожевав, повторил:
— Так что же ты хочешь?
— Совсем ничего. Просто не привыкла к такому количеству слуг. Хотела побыть только с тобой.
— Ты никогда не умела лгать, — процедил он, прищурившись. — Может, приехал гонец от братьев? И поэтому ты отправилась к ведьме? Задумала отравить меня?
Заред тихо ахнула.
— Не подумала, что мои люди верны и преданны мне? Они докладывают о каждом твоем шаге.
— Братья мне ничего не передавали. И я пригласила тебя не затем, чтобы толковать о войне.
— Да ты ни о чем ином говорить не способна. По какой еще причине тебе понадобилась ведьма? — Он опустил тарелку на колени и понизил голос: — Она избавляет женщин от нежеланных детей.
Заред пренебрежительно скривила губы.
— Если ты думаешь, что я ношу ребенка, значит, жестоко ошибаешься.
— Нет? Значит, ты не спала с Колбрендом?
— Ты мерзавец, подлый мерзавец, — бросила она, поднимаясь.
— Я Говард. Откуда мне знать, что ты делала с ним на берегу ручья? Судя по всему, ты была без ума от этого человека. Считала самым сильным, храбрым и красивым рыцарем во всей Англии.
— Но ты победил его, — раздраженно напомнила она. — Как и всех остальных.
Услышав это, Тирл откинулся на спинку стула и широко улыбнулся.
— Хочешь сказать, что Колбренд не лучший рыцарь во всей Англии?
Опять он ее разыгрывает!
— Ты просто несносен! Неужели не можешь ни минуты побыть серьезным?
Тирл протянул ей пустую тарелку.
— Я вполне серьезно заявляю, что хочу спать. В жизни так не уставал. — Он поднялся, потянулся и снова зевнул. — Ничто и никто не может помешать мне лечь в постель, даже приказ самого короля.
Заред не хотелось пользоваться ведьминым снадобьем. Неужели она не способна заманить мужа в свою постель?
— Ты не сказал, нравится ли тебе платье твоей матери.
— Всегда нравилось, — кивнул он. — Она носила его во Франции. Даже король сделал ей комплимент.
— Оно тяжелое. Пощупай юбку.
— Я часто щупал золотую ткань, да и серебряную тоже, — отмахнулся он. — И даже снимал такие наряды с нескольких придворных дам. Но сейчас я должен лечь. У меня ноги подкашиваются. Самое мое большое желание — сбросить собственную одежду.
Она не знала, как заставить его взглянуть на нее по-настоящему. Жесткий корсет под платьем так стискивал груди, что они ныли, но верхняя часть перезрелыми дынями вздымалась в вырезе. Насколько она могла предположить, он даже не обратил на это внимания.