— Загадку Перегринов.
— Прости мою глупость, но я не слишком много знаю о твоей семье.
— Бьюсь об заклад, что твой братец знает о загадке Перегринов.
Тирл не ответил, только взглядом попросил продолжать.
Она повторила загадку.
— Энн сказала, что ей все равно делать нечего в замке Морей: думаю, Северн все время боится, что она сбежит, и…
— Твой брат мудро делает, что тревожится по этому поводу, — пробормотал Тирл.
Заред ничего не ответила, потому что не хотела уделять много внимания брату и его строптивой жене. Страшно подумать, что между ними происходит! Когда об этом упоминалось при воинах гарнизона, те бледнели и выразительно трясли головами. А Северн вечно был покрыт глубокими царапинами и синяками.
— Энн уверена, что все дело в цвете волос, — заявила она и, когда Тирл недоуменно вскинул брови, продолжила: — Красное и черное. Цвет волос. — Она помедлила. — Первый ребенок Рогана и Лайаны…
— Тот, чью жизнь я спас? — с невинным видом уточнил он.
— Их первый ребенок родился рыжим, как отец, зато второй сын черноволос, как мать Рогана.
— Какое отношение это имеет к загадке?
— «Когда красное и белое сотворят черное». Видишь? У Рогана рыжие волосы, у Лайаны — почти белые, а вместе они сотворили черноволосое дитя.
Тирл улыбнулся и кивнул:
— А вторая строчка?
— «Когда черное и золотое станут единым».
— Золотистые волосы Северна и черные — Энн.
Заред восхищенно уставилась на него и кивнула. Нет, в уме ему не откажешь!
— Мы с тобой — это предпоследняя строчка. «Когда единственный и красное сольются».
Он улыбнулся, но тут же задумчиво нахмурился:
— Ты, разумеется, «красное», значит, я — «единственный»? Но это вовсе не так, если предположить, что «единственный» означает «единственное дитя Говардов». А как звучит последняя строка?
— «Тогда ты все узнаешь».
— Что именно?
Заред немного помолчала, прежде чем ответить.
— Энн и Лайана думают, что тогда мы узнаем, кто истинный владелец поместий.
Она боялась смотреть на мужа. Если верх возьмут братья, это будет означать, что Тирл проиграл. Сама она не слишком рвалась завладеть замком, но очень не хотелось видеть, как муж теряет все. С другой стороны, очень тяжело сознавать, что братья столько лет боролись напрасно…
Тирл сразу понял, о чем она думает.
— Трудный выбор, верно?
Он не добавил, как рад, что ей приходится делать этот выбор. Всего несколько месяцев назад она и не подумала бы усомниться в том, кто должен владеть поместьями. Разумеется, ее братья. Человек же, за которого она вышла замуж, мог, по ее мнению, катиться ко всем чертям. Но теперь она окончательно запуталась, не зная, кому отдать свою преданность.
Он притянул ее к себе и крепко обнял.
— Не волнуйся, любовь моя. Ты все поймешь, когда придет время.
— Я могу отличить добро от зла! — негодующе возразила Заред. — И понимаю, что правильно, а что — нет! Что должно быть сделано, и кто…
Но тут он поцелуями заставил ее замолчать.
Именно в разгар самого жаркого поцелуя дверь с шумом распахнулась, и в комнату ворвались четверо рыцарей. Зрелище, представшее их глазам, повергло бедняг в ужас. Со стороны казалось, что Тирл страстно целует мальчишку, тем более что из-под простыни виднелись только коротко остриженные волосы Заред.
Тирл понял, что они подумали, и принялся было объяснять, но тут же прикусил язык. Он не мог представить им свою жену, урожденную Перегрин, как не мог стянуть простыню и показать, что перед ними женщина.
Заред поняла, что муж впервые в жизни растерялся, не находя слов. О нет, такой возможности она не упустит.
— Милорд, — обратилась она к Тирлу деланным баском, — надеюсь, теперь вы купите мне те доспехи, что обещали, после того, что я… сделал для вас?
Она показала на постель.
Тирл пронзил ее негодующим взглядом. Мужчины смущенно откашлялись.
— Что вам нужно? — рявкнул он, повернувшись к ним.
— Леди Жанна умоляет вас прийти. Ваш брат умирает.
Заред молча наблюдала, как Тирл вскочил с постели и стал одеваться. В загадке говорится, что «единственный и красное сольются», и тогда они все узнают. Если Оливер умрет, Тирл останется единственным Говардом.
Одевшись, Тирл повернулся к ней.
— Оставайся здесь. Не смей выходить из комнаты, — приказал он и, помедлив, добавил: — Можно доверять тебе, или поставить перед дверями стражу?
Она оказалась достаточно сообразительной, чтобы понять, что случится, если весть о ее пребывании в замке дойдет до ушей Оливера. Пока он жив, его ненависть к Перегринам тоже жива.