В одном из частных писем Никитин писал о своем друге: «У Ю. В. Кондратюка я научился глядеть в корень всякого дела и начинать его с проникновения в самую суть вопроса. Он иногда увлекался оригинальностью решения задачи, особенно если оно укладывалось в ясную математическую формулировку. Ю. В. Кондратюк был великолепным конструктором-изобретателем. Добрый человек с большим чувством юмора, без зазнайства и самонадеянности. Анахорет. Голод, холод и одиночество — вечные его спутники».
Не имея специального образования, механик-самоучка взялся за практическое решение острейшей проблемы, возникшей перед истощенной в гражданской войне страной: как сберечь скудный хлеб, добытый с запущенных, неухоженных полей. В Сибири эта проблема была особенно острой. Из Полтавы до Новосибирска дошел слух о восходящем светиле элеваторной техники. Слух, как и большинство слухов, был сильно преувеличен. Инженеры Новосибирского крайкомхоза с большим вниманием принялись изучать проект высотного элеватора, гарантирующего надежную сохранность зерна. Но проект Кондратюка для многих оказался неожиданным, а принцип действия сушильных агрегатов просто непонятным. Но сомнениями проблемы не решить, и после долгих раздумий постановили: привлечь в новосибирский трест Союзхлебстрой автора пугающих новинок и на месте убедиться, можно ли этому человеку доверять.
Из-за отсутствия диплома Юрия Васильевича Кондратюка смогли зачислить в трест лишь механиком, хотя по роду работы он был скорее главным инженером Союзхлебстроя. В одном лице он соединял в себе главного конструктора, главного механика и руководителя строительных работ. Редко строил он похожие друг на друга элеваторы. Часто в процессе строительства он находил смелые конструктивные решения, настойчиво внедрял их, ни на кого не перекладывая ответственности. Руководители треста радовались, что не ошиблись в нем, но не мешать ему было выше их сил. Выбив нужные строительные материалы, Кондратюк торопился затеряться на дальней стройплощадке где-нибудь в Алтайских степях.
Более десятка важных изобретений запатентовал Кондратюк, возводя элеваторы по всей Центральной Сибири. Знаменитый ковш для засыпки и просушивания зерна получил название «ковш Кондратюка». Он строил элеваторы в Новосибирской, Омской, Томской областях, на Алтае, ведя бивуачную жизнь в землянках и балках. Грязь и нервотрепка строительных площадок среди голых полей не удручали его, он всегда умел найти интересное для рабочих дело, увлечь их новизной, оригинальностью задачи.
Многое роднило Кондратюка с Никитиным: оба они с детства зажглись идеями, порожденными научной фантастикой, и порознь определили себе одинаковую цель — лишить фантастику сказочности.
Кумиром Кондратюка долгое время был герой романа Бернхарда Келлермана «Туннель» инженер Мак-Аллан. Под его влиянием Юрий Кондратюк начал работать над проектом сверхглубокого тоннеля, задумав вывести на поверхность земли тепловую энергию ядра планеты. Он определил параметры оптимального ствола тоннеля, решил проблему извлечения грунта на поверхность, рассчитал этапы и глубину проходки. Ему потребовалось изучить маркшейдерское дело, и он изучил его, чтобы определить плотность залегания различных пород в мантии Земли… Он оставил вожделенный свой труд лишь тогда, когда убедился, что современные механизмы не в состоянии обеспечить проходку скважины на нужные глубины.
Но даже эти юношеские поиски не прошли для него бесследно: когда Кондратюк вместе с Никитиным взяли подряд на конструирование шахтного копра в скользящей опалубке, Юрий Васильевич открыл своему юному другу такое многообразие знаний о глубинных слоях недр, что их оказалось больше чем достаточно, чтобы они во весь период работы не отвлекались ни на какие побочные проблемы, кроме конструкторских. Казалось, Кондратюк знал все: на каких глубинах какая температура, какое давление, какая влажность. Все, что нужно знать конструктору, намертво закрепила его память. Знание, обретенное в опытах юности, он в любую минуту умел извлекать на поверхность и заставлял его служить, вгонял его в конструктивную схему новых изобретений.
Прошла юность, но всесильная тяга к изобретательству толкала его на новые подвиги. Не сумев пробиться к ядру Земли современными ему средствами, он решил сам создать их и начал изобретать сверхмощные электродвигатели. Электромеханика не могла удовлетворить его запросов, и Кондратюк, для того чтобы обеспечить нужную ему энерговооруженность скоростной глубинной проходки, начинает конструировать ракетный двигатель. И тогда его мысль из глубин Земли перенеслась в открытый космос.
С 1919 года Юрий Кондратюк не расставался с коленкоровой тетрадью, в которой формулировал свои отправные принципы полетов на Луну. Он искал эти принципы на стыке двух наук: космической механики, которую еще предстояло вывести из сферы концептуальных, чисто абстрактных понятий в сферу практических задач, и астрономии, которую также надо было приспособить для практических целей. Доморощенный умелец-конструктор упрямо выращивал в себе теоретика и пионера-практика межпланетных сообщений. Много лет спустя после его смерти время показало, что ему это удалось. Но как? С исступленной жадностью вгрызался он в трудные, недоступные человеческому опыту сферы, изучая «космогонические теории Коперника, Лапласа, Ньютона, Кеплера, Кука, препарируя их догадки, подчиняя умозрительные суждения практической идее — создать надежные космические летательные аппараты.
Ко времени знакомства с Никитиным он уже определил наиболее выгодные траектории межпланетных полетов. Ему первому открылась счастливая мысль — использовать силы притяжения небесных тел, включив в конструкторские идеи тяготение планет, заставить тяготение работать на человека, дерзнувшего построить космический корабль. Помимо правильной ориентации в космосе эта идея давала богатейшую возможность уменьшить вес корабля за счет экономии ракетного топлива. Эта идея Кондратюка получила в мировой космической механике название «межпланетный бильярд».
Но больше всего надежд возлагал Юрий Кондратюк на свой проект многоступенчатого космического корабля, у которого ступени по мере сгорания топлива могли отпочковываться от корабля.
Все добытое богатство знаний обрушил Кондратюк на Николая Никитина. Вежливый Никитин не выдержал напора и, вооружившись удобным скепсисом знатока инженерных расчетов, приготовился разоблачать космические идеи своего друга. А Кондратюк словно бы ждал, чтобы Никитин опроверг его расчеты. Николай вцепился в доморощенные формулы и выводы, но, переводя их на строгий язык математического анализа, начал догадываться, что Кондратюку удалось открыть нечто настоящее, но совсем уж невиданное и у этого «нечто» может случиться звездная судьба. Так волей случая Никитин стал первым рецензентом его работы. Неизвестная Никитину область постепенно становилась близкой. Описанные языком математических символов, вырисовывались контуры орбитальных космических станций, одетых в сверхпрочный панцирь. Иногда это напоминало ему детские фантазии, которым он когда-то предавался вместе с Книжником, но теперь это были реальные шаги к великой мечте. Никитин требовал от Кондратюка академической строгости расчетов и не отставал от него, пока не добивался предельной ясности.
Николай Никитин в каждом их споре убеждался, что Юрий Кондратюк, обладая чудодейственной интуицией, владеет, большим, чем он, багажом знаний в области электротехники, термодинамики, не говоря уже о совсем неведомой Никитину космической технике. К этому убеждению он пришел не сразу, потому что идеи Кондратюка были поначалу опутаны плевелами домыслов — сказывалось отсутствие строгой математической школы. Но однажды Николая поразила догадка: если бы Кондратюк не добирался до своих вдохновляющих истин самостоятельно, если бы не было нужды каждый раз придумывать новые способы продвижения к цели, включая свой «нестрогий» математический аппарат, которым он даже несколько гордился, и если бы не был он так одинок, то порох его фантазии сгорел бы давным-давно. Кондратюк крепко привязал своего молодого друга к себе, к своим идеям и планам, без конца поражая его цепкой и гибкой изобретательностью ума, легкостью, с какой он разрушал ложные мосты между полюсами идей, и упорством, с каким наводил новые; спокойствием и уверенностью веяло от него, когда он приступал к разработке захватывающих дух находок.