В течение трех дней, отпущенных на предварительный проект, Никитин с Баталовым были неразлучны, вместе ходили обедать, вместе выходили на площадь Маяковского подышать свежим воздухом и вели нескончаемые разговоры, часто вступая в спор. При этом Николай Васильевич много раз повторял:
— Не надо спорить, давайте считать!
— Нет уж, считайте вы, а я буду рисовать красивые картинки, — возражал ему Баталов. В мастерской Никитин извлекал на свет одну из своих логарифмических линеек, чтобы вынести приговор новоявленному эскизу.
Инженерная интуиция конструктора редко его подводила, чаще всего в спорах он оказывался прав, если чувствовал, что архитектурная фантазия отрывается от реальности.
На исходе третьего дня им удалось соединить архитектурную пластику башни с точными расчетами на устойчивость и на прочность. С самого начала их совместной работы они сошлись на том, что телебашня будет первой в мире свободно стоящей на земле конструкцией полукилометровой высоты. Ее земную устойчивость они заложили в самую суть конструкции, возвели в главный ее принцип — у башни не будет фундамента! Она будет стоять на своих опорах, как человек стоит на земле. Поэтому они организовали конструкцию башни так, что ее основной характеристикой стало противодействие вращению — так у конструкторов называется сопротивление силам, способным опрокинуть башню. Ядро жесткости, усиленное гранитоподобным бетоном и витыми стальными канатами, сообщало сооружению несгибаемые силы.
Башня, рожденная общим озарением конструктора и архитектора, ожила на огромном трехметровом подрамнике. Ее ажурную стальную антенну окутывали рисованные облака, затянувшие в верхних углах подрамника яркое ультрамариновое небо. Башня царствовала в этом красивом небе. Глядя с подрамника, она горделиво ждала, пока ее полюбят, признают, очаруются ее грациозностью. Она полагалась на обоснованность и точность математических расчетов, на реальность фантазии и инженерной интуиции сотворивших ее людей.
Поначалу судьба башни складывалась, на удивление, счастливо, как редко случается со сложными, а тем более невиданными сооружениями. Большинство специалистов, знакомясь с ее заманчивыми принципами, становились ее защитниками и горячими сторонниками. Да и защищать-то ее приходилось лишь от авторов железной башни, которые считали себя незаслуженно обиженными. К никитинской башне с пониманием и заботой отнеслись в Госстрое, Московский городской Совет депутатов трудящихся приветствовал появление удачного проекта. Казалось, что неоткуда было появиться тучам над ней, но слишком уж легким, слишком безоблачным видела она над собой небо.
Предполагая, что башня сама сумеет за себя постоять, Николай Васильевич с женой и семилетним сыном Колей отправился в Крым на отдых. Письмо из Коктебеля в Новосибирск полно радужных надежд.
«26—VII—58.
Здравствуйте, Валя, Борис и сущие с Вами!
Вот уже кончается третья неделя, как мы живем в Коктебеле — в Крыму… Мы купаемся, кидаем в море камушки, завтракаем, обедаем, ужинаем, ходим покупать газеты, читаем их, разбираем гальку, ловим крабов.
Если учесть, что после этих трудов нужно отдохнуть, то времени не остается.
Живем мы «у самого синего моря» в хорошей комнате на полном пансионе… Николка очень любит купаться. Когда он в воде, то у него не сходит с лица совершенно блаженная улыбка… Погода хорошая. Вот сегодня впервые с утра гремит гром и сеет дождь, но тепло.
Засим перехожу к прошлым событиям.
1. Работа.
Моспроект — это громадное учреждение с 3000 сотрудников. Работы текущей — масса… Как главному конструктору мне не совсем удобно быть автором какого-нибудь проекта. Эта причина, а также то, что мне в течение двух лет не установили обещанного оклада, понудила меня согласиться на другую работу.
При Академии [архитектуры] организован Институт экспериментального проектирования. Здесь будут разрабатываться здания и конструкции будущего. Это очень интересно. Мне предложили быть главным конструктором. Потратил много трудов на уговоры отпустить меня.
2. Опора телевизионных антенн.
В Москве решено было построить опору для телевизионных антенн высотой 500 м. После длительной борьбы утвержден был проект металлической решетчатой опоры — башни вроде Эйфелевой. В марте сг участвуя в совещаниях по рассмотрению этого предложения, я высказал мысль о том, что опора должна быть цельная железобетонная. Мне предложили представить вариант. Я представил. Красивая получилась башня.
…Прошло три месяца. Проекты вдруг решили смотреть в МК; кем-то были сделаны попытки затереть мою башню, но все же меня вызвали и я за 2–3 минуты успел заинтересовать проектом… В. А. Кучеренко предложил мне в двухдневный срок представить в Госстрой расчеты для строгой экспертизы. Расчеты были представлены и благополучно прошли экспертизу… В Госстрое мнение сложилось в мою пользу. В. А. Кучеренко доложил… что вот «наш известный конструктор тов. Никитин предложил нам вот эту предварительно напряженную железобетонную опору», сказал, что эту опору как очень интересное сооружение и хотелось бы построить.
После того как я сказал о том, что в этой опоре предусмотрена установка четырех скоростных лифтов для подъема на высоту 400 метров большого количества людей и что благодаря этому стоимость опоры окупится за три года… меня поздравили с удачным проектом.
Таким образом, вопрос сразу решился, тем более что башня приобрела еще раньше много поклонников. Сейчас начнем проект, и через два года башня будет построена. Приедете — прокачу на 400 м и угощу в ресторане, который там предусмотрен.
Я получил много поздравлений, давал интервью в газету, написал статью в журнал.
Еще раз здравствуйте! Письмо написал в Коктебеле, да оказалось, что адреса не помню… На пользу Крым пошел Катеньке. Я загорел да и все, поскольку болезней во мне нет, то усовершенствоваться я не могу.
Приехал — беру газету: «Никитина Н. В. наградить орденом Трудового Красного Знамени».
Николай Васильевич, оглядываясь на события последних двух лет, готов был поверить, что жизнь его вступила в полосу счастья и этой полосе не будет конца. В самом деле, эти два года по своей насыщенности удачами могли бы сравниться с любым десятилетним отрезком в его биографии.
Долгие годы Никитин никак не мог удосужиться засесть за оформление своих многочисленных работ и подготовить диссертацию, хотя к нему постоянно приходили консультироваться доктора наук и профессора. Его доклады и статьи о сборном железобетоне, конструкторские разработки в области высотного строительства создали ему большой авторитет. Однако номинально он оставался конструктором, точнее, конструктором Никитиным.
15 апреля 1957 года он, минуя промежуточные ступени, становится по совокупности работ членом-корреспондентом Академии строительства и архитектуры СССР. Но с присвоением этого звания в его жизни до времени мало что изменилось.
«Сегодня утром, — сообщал Никитин в письме от 21 апреля 1957 года, — влип в коммунальную историю. Говорю соседке: «Вот бы Вадик ваш исправил выключатель» (Вадику 17 лет). Взвилась: «Я могу монтера нанять…» Я говорю: «Я сейчас сам чинить буду…» Пошел купил новый выключатель и поставил его. Ух!!! Сейчас мне передали 8 рублей за работу. Почему 8 — не знаю. У соседки истерика. Вадик играет на баяне и утешает свою маму. Катерина разговаривает по телефону. Николаша где-то гуляет на улице…» Так началось письмо, а вот его финал:
«Одна тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года августа пятого числа произошло переселение Никитина Н. В. с семейством из двух персон из коммунальной квартиры в самостоятельную.
Дом расположен среди старых одноэтажных домишек… Замусоренные, заросшие травой и цветами дворы, бесчисленные сараюшки, кучи каких-то камней, канавы, старые деревья. Николке все это очень нравится, и я его понимаю. Это ведь ужасная вещь — регулярные газоны и клумбы, к которым строго запрещается прикасаться… Что тут делать маленькому? Гулять по асфальту, поворачиваться под прямым углом детям невыносимо.