Все это время, войска, находившиеся в прикрытии, были зрителями; но благоразумно ли было в подобном случае ожидать приказаний? Взвод, под начальством прапорщика Пащенко, бегом спустился к переправе и вброд, почти по плечи перешел реку. Несмотря на быстроту, с которою взвод как бы перекинулся на другой берег Белой, было уже поздно. Горцы, заметив спускавшуюся к ним пехоту, сели на лошадей, да и были таковы. Пришлось утешиться несколькими выстрелами, посланными им вдогонку. Подобрали раненых казаков, перенесли их через Белую, cенo забрали, аул сожгли. Затем, колонна, присоединившись к отряду, ожидавшему ее, продолжала следование с ним до аула Анзорова, где отряд расположился на ночлег. Казачьи раны были не опасны, все были произведены шашками, да еще второпях, за отбитых лошадей, кажется, поплатился начальник колонны, так как главная вина падала на его искусство располагать войска. Игра в чет и нечет: не посчастливилось отгадать.
От аула Анзорова отряд должен был переправиться на правый берег Белой. Правый берег был очень высокий, лесистый, весь пересеченный оврагами и имеющий вид входящего угла. Надлежало всходить на него под сосредоточенными выстрелами горцев, которых было там не мало. Окраины берега были застроены саклями. Это был аул Хапачухабль.
Атаковать берег назначены были две роты стрелков. Чтобы хоть немного облегчить стрелкам атаку, два батарейных орудия получили приказание обстрелять высоту.
Быстро спустились стрелки к Белой, бросились в реку, почти переплыли ее – так был глубок брод – и, осыпаемые градом пуль, не теряя строя, взбежали на гору. Редко даже на ученьях и на маневрах случалось мне видеть такую стройную атаку. Горцы не выдержали удара, отступили, едва успевши подобрать своих раненых.
Берег был занят. Неприятель удалился. Стрелки воспользовались временем, чтобы согреться и обсушиться. Мороза было градусов семь. Переправляясь через Белую, стрелки промокли насквозь. Пока успели подняться на гору, платье оледенело, от холода зуб на зуб не попадал. Занятая местность была открытая; опасности не предстояло, а потому, сломавши несколько ближайших сакль, стрелки зажгли костры и расположились у огней.
Атака горы стоила стрелкам одного убитого и семи человек раненых нижних чинов.
Едва к вечеру поднялась последняя повозка отрядного обоза. Отряд расположился на ночлег. Солдаты разбрелись по аулу набирать сухого леса для костров. Без драки не обошлось. Солдату и казаку понравилась одна и та же доска. Чтобы решить спор, казак выхватил пистолет и выстрелил в солдата. Доска сделалась собственностью казака, потому что раненый солдат выпустили ее из рук; сбежались солдаты, обезоружили казака и привели к своему начальству. Не так трагически, но редко в подобных случаях дело обходилось без драки. Самый задорный народ были фурштаты. На фуражировки они обыкновенно отправлялись верхом на своих лошадях. От отряда их набиралась порядочная кавалерия, которую на Кавказ называли «фараоновым войском». Атаки фурштатов на аул, где предполагалось сено или зерно, были неудержимы. Ни приказания начальства, ни цепи – ничто не могло остановить их, и попадись им кто-нибудь в ауле, хотя бы даже свой, долго у того болели бока. Да и между собой фурштаты обыкновенно передерутся; и редко возвращались они в лагерь без синяков и разбитых рож.
На одной высоте с нами собралось скопище горцев, тысяч в десять, и расположилось ночевать верстах в двух от нашей позиции. Численность наша не превышала 2500 человек, из которых разве половина могла вступить в бой: остальные составляли прикрытие обоза. В зрительные трубы мы рассмотрели у горцев два орудия. Имея такого близкого и такого многочисленного соседа, надо было каждую минуту быть настороже. Да и вообще, десятитысячное скопище произвело впечатление не совсем приятнoe. Забрались в трущобы порядочные, о Войцицком ни слуха, ни духа. Солдатам на ночь приказано быть в амуниции, спать у ружей, цепь усилить, без особенного приказания не стрелять, больших костров не разводить.
Безукоризненный порядок должен господствовать в войсках во время ночных тревог. Только тогда офицеры могут управлять своими частями. Стоит одному человеку выстрелить, чтобы все фасы лагеря загорелись огнем. Не давая себе отчета в том, что делают, солдаты перестают исполнять команду офицеров, и еще счастье, если в сумятице они не перестреляют друг друга, – чему бывали иногда примеры. Вся забота офицеров состояла в том, чтобы удерживать солдат от выстрелов, еще и потому, что выстрелы наши, не нанося вреда неприятелю, только открывали бы ему расположение войск. С полуночи горцы подвезли орудия ближе к нашему биваку и открыли огонь. Из двадцати ядер, брошенных в лагерь, одним убило в кубанском батальоне юнкера Каменского, а другое упало в казачью коновязь и оторвало ногу лошади. Едва окончилась орудийная пальба, как против фаса, на котором были расположены стрелки, раздался залп винтовок из двухсот. Офицерские палатки были буквально пронизаны, как решето. Вслед за залпом горцы загикали, как бы показывая намерение броситься на лагерь. Мгновенно роты стали в ружье, ожидая нападения с минуты на минуту. В таком положении войска встретили рассвет. Убитого юнкера похоронили, сравняли его могилу, зажгли костер над нею (Это делалось на Кавказе для того, чтобы скрывать могилы от горцев, которые, разрывая их, вынимали трупы и делали над ними всевозможные поругания.), сыграли «по возам», затем «сбор». Войска начали строиться в следующем порядке: авангард из двух с половиною батальонов, при двух конных орудиях, имея в голове стрелков; обоз прикрывался четырьмя с четвертью батальонами, дивизионом орудий, сотнею казаков и конно-ракетною командою. Авангардом командовал полковник Генинг.