Приступ тошноты возник ниоткуда. Скорее всего, его породила царившая в душе Рейн паника.
Ник по-прежнему безмятежно спал. Она же почувствовала, как у нее угрожающе заурчало в животе. Осторожно высвободившись из-под его руки, Рейн встала и пошла в ванную.
В напряжении, вся дрожа, она наклонилась над раковиной в ожидании, что тошнота пройдет. Затем, стиснув зубы, на цыпочках вернулась в гостиную и, закутавшись в плед, села у камина.
- Какого черта ты тут делаешь? - Она и не слышала, что Ник подошел к ней сзади. В тусклом свете догорающих в камине поленьев она увидела его нагого, раздосадованного. - Ты определенно простудишься, глупышка.
- Я... я почувствовала себя неважно.
- Вероятно, оттого, что плохо поела. Я принесу тебе бисквиты и горячий шоколад.
Ее желудок протестовал уже от одной мысли о еде!
- Нет, нет... Я ничего не хочу.
- Тогда возвращайся в постель.
Когда она не предприняла даже попытки двинуться с места, он осторожно подхватил ее и понес к кровати. Улегшись рядом, прижал ее к себе, будто защищая.
Приятное тепло начало прокрадываться в каждый уголок естества Рейн. Чтобы не слишком выказывать свою отчужденность, она неловко изогнулась, но поскольку лежала к нему спиной, то это движение было истолковано им как желание. Она ощутила упругость его плоти, а дальше случилось то, что неизбежно должно было произойти.
- Так-то лучше, - поощрительно заметил Ник.
Опять мощные удары его сердца, опять прилив волнения, опять сладостное томление, сменившееся сном...
Второй раз она пробудилась, когда было совсем светло. Ник лежал рядом, подперев голову одной рукой, и улыбался, глядя на нее. Его пшеничного цвета волосы были взлохмачены, но это лишь придавало ему шарма.
Боже, какой он привлекательный, какой милый, неотразимый! Да еще когда вот так улыбается! Сердце Рейн екнуло и начало трепыхаться, как пойманная в сети рыба.
Возможно, ее состояние отразилось на лице, так как он наклонился, нежно коснулся губами ее губ и тепло произнес:
- Прошлой ночью ты отвечала на мои ласки с такой страстью, которая не могла мне не понравиться... Я так долго мечтал об этой близости!.. - Он опять поцеловал ее. - И знаешь, твое поведение убедило меня, что тобой совсем не движет чувство ненависти...
- Ну почему же! Ненависть я тоже испытывала, - быстро ответила Рейн, но, кроме всего прочего, еще и похоть. Женщины тоже подвластны похоти, тебе это известно? - ерничала она.
- Не пытайся меня провести! Твои чувства были искренними! Ты однажды уже любила меня, и это чувство не иссякло. Если бы не оно, ты бы дралась со мной, как дикая кошка. Не было смысла это отрицать, она лишь украдкой взглянула на него.
- Интересно, любила ли ты меня, несмотря ни на что? - произнес Ник после продолжительной паузы.
Вопрос-сомнение острием ножа кольнул Рейн в сердце. Ей захотелось ударить его, но она едко парировала:
- А что заставляет тебя думать, что я могу любить человека, который сделал из меня шлюху? - От неожиданности услышать такое он опешил, а она наигранно рассмеялась: Ты ожидал благодарности? Да, ты ее, безусловно, заслужил.
- Не глупи, Рейн...
- Ах да, я запамятовала... шлюха с ограниченными правами. У обычной есть хотя бы выбор - она может решать, кому продавать тело. Мы женаты, скованно проговорил он, - со всеми вытекающими отсюда обязательствами. Ты моя жена.
- По принуждению, - уточнила она, и огонек задора мелькнул в ее взоре. - Ты однажды сказал, что тебе нужно мое тело. Что ж, пользуйся. Но это все, на что ты можешь рассчитывать. Никакого утешения или участия и, ее заболеешь, никакой помощи или поддержки. Когда устанешь и тебе понадобится плечо - рассчитывай опереться на мое. Никакого с страдания, даже если твой мир будет распадаться на части... Любить тебя? - Она натужно улыбнулась. - Я презираю тебя! Если бы оказался в зыбучем песке, я не протянула тебе и хворостинку. Стояла бы и смотрела, к ты медленно исчезаешь...
Тирада обжигала. Его лицо - каменная мука, вокруг рта пролегла морщинка. Он ответил:
- Не нужно ничего больше говорить. Твоя речь была слишком убедительна. Значит, все, на что я могу рассчитывать, - твое тело?.. В таком случае попытаюсь извлечь из этого максимальную выгоду.
Его губы вытянулись в презрительную ухмылку, он хладнокровно потискал ее сосок, затем скользнул рукой ниже - к месту более чувствительному и желанному.
Стараясь дышать ровно, Рейн лежала недвижно: лицо мертвенно-бледное, зубы крепко сжаты. Всем своим видом она стремилась показать полную безучастность к происходящему.
Зато Ник, похоже, терял самообладание. В глубине его синих глаз блеснуло нетерпение, он взял ее руку и требовательно прижал к своей восставшей плоти.
Рука Рейн оставалась вялой, недвижимой, и это можно было расценить лишь как своеобразное оскорбление, пренебрежение им.
Его губы сжались, искривились.
- Если ты не в настроении изображать из себя развратную, продажную женщину, дорогая, я постараюсь тебе подыграть...
Она прервала его ударом по щеке. От неожиданности он часто-часто заморгал, а потом, рассмеявшись, воскликнул:
- Невероятно! Оказывается, ты живая!.. Смех смехом, а щека побагровела.
Сжав кулаки, она пустилась молотить ими по Нику, причем с такой неподдельной ненавистью, за которую - она знала - потом будет стыдно.
- О!.. О!.. О!.. - восклицал он. - Ах ты, маленькая цапка-царапка!
Рейн тем временем перекатилась на другую сторону кровати, но Ник притянул ее обратно; она изловчилась и опять ударила его наотмашь. В ответ он театрально застонал - то был скорее стон сладострастия. А потом схватил ее за запястья и завел руки вверх, крепко держа их в таком положении. И взял ее -- грубо, дерзко. Наверное, впервые в жизни Ник потерял столь ценимое им самообладание, и в этой потере тоже таилось удовлетворение, дотоле не познанное.
Их дыхание постепенно выравнивалось. После яростной любовной атаки Ника Рейн, утомленная, уснула. Ее губы были приоткрыты, густые черные ресницы два дивных веера - слегка подрагивали во сне, одна щека покоилась в колыбельке-ладони. Ник не мог оторвать от нее глаз. В его взгляде были нежность, любовь и... горечь.
Со вздохом он нежно и благодарно поцеловал Рейн, поправил одеяло. Полусонная, она повернулась на другой бок, слегка потянулась и, бормоча что-то невнятное, спрятала голову под одеяло.
Проснувшись, она обнаружила, что ее нос упирается в мускулистую грудь Ника. От соприкосновения с волосками ей захотелось чихнуть. Ее громкое "пчхи-и!" заставило его рассмеяться. Это был добрый смех - глубокий, мужской, он клокотал у него в груди.
Но ей не над чем было смеяться.
Отстранившись, она взглянула на него: на его лице она увидела царапины, под левым глазом начинал проявляться синяк, а на теле - красные следы от ее тумаков.
Прослеживая ее взгляд, он сказал:
- Да... побаливает. - (Ее охватил стыд, лицо залила краска.) -- Но не вини себя. На то было много причин...
- Я глубоко сожалею, - извинилась она.
- Это означает, что ты намерена прекратить боевые действия на период медового месяца?
- Здесь необходимо обоюдное решение.
- Буду счастлив установить перемирие. - Синие глаза пытливо заглянули в зеленые. - Ну что, мир?
Она понимала: перемирие совершенно необходимо.
- Мир, - согласилась она в надежде, что ей еще представится возможность перейти в наступление.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Ник легонько коснулся ее губ, сказав при этом:
- Это поцелуй примирения... Не вставай, пока я не протоплю помещение.
Он раздвинул шторы - день был прекрасный - и занялся камином. Когда в нем снова затеплился огонь, Ник подошел к окну.
В лучах яркого солнца его нагая фигура казалась бронзовой.