– И вы будете танцевать со мной? – спросил Куин.
– Вы лучше меня осведомлены о правилах приличия, милорд.
Уэрфилд нахмурился, не успев скрыть это. Мисс Уиллитс, похоже, очень быстро воспряла духом.
– Если вы считаете, что маркизу прилично танцевать с компаньонкой его дяди, я поступлю так, как вы мне прикажете, – продолжила Мэдди.
– Я не осмелюсь приказать вам танцевать.
– Благодарю вас, милорд.
Похоже, их силы опять выровнялись.
– Но мне бы очень этого хотелось.
Когда Мэдди посмотрела на него, в ее серых глазах отражалось заглядывающее в окно солнце.
– Хотелось чего, милорд?
– Потанцевать с вами. – Он посмотрел в сторону мистера Фаулера и Салли, но они деловито о чем-то беседовали, не обращая внимания на игру Лидии. Куин придвинулся поближе к Мэдди, так что его колено коснулось ее юбки, и понизил голос: – Вы не позволили вас поцеловать. Вы, похоже, считаете меня каким-то чудовищем, мисс Уиллитс. Мне бы хотелось доказать, что вы ошибаетесь.
– Я ничего не думаю о вас, милорд. Мне не пристало это делать.
– Вы безжалостны, – вздохнул Куин.
Кончики ее губ дернулись, и она отвернулась.
– Хотелось бы надеяться, милорд.
Она снова насмехается над ним. И хотя за всю свою жизнь Куин не получал столько оскорблений, он был заинтригован больше, чем сердит, и не желал менять тему разговора. Он всегда любил трудные загадки, а Мэдди Уиллитс была настоящим сфинксом с ее тайной.
И все же Куин не мог объяснить самому себе свое очень странное поведение. Он был практически помолвлен с очаровательной девушкой, которую знал двадцать три года, и в то же время испытывал непреодолимую тягу к женщине – любовнице его дяди, – с которой познакомился всего три дня назад.
Выбрав подходящий момент, Куин вежливо принес свои извинения, и они вернулись в Лэнгли. Мэдди по-прежнему была враждебно настроена, но Куину показалось, что в ее манере вести себя появилось больше юмора, чем прежде. По крайней мере, он рассчитывал на это. Девушка скрылась, как только они въехали на конюшенный двор, так что он не смог проверить свои догадки.
Куин пошел в дом, чтобы переодеться. Ему хотелось увидеть своими глазами, как продвигалась вспашка полей, а еще ему нужно было освободиться от возбуждающего и опьяняющего присутствия Мэдди. Гарретт перехватил его на лестнице.
– Милорд, вам письмо. – Дворецкий протянул Куину серебряный поднос с посланием. – Вы сказали, чтобы вас сразу уведомляли.
– Благодарю, Гарретт. – Куин взял письмо с собой наверх. Он тут же узнал аккуратный, изысканно украшенный почерк. Элоиза не любила тратить время на переписку, но на письма отвечала безотлагательно.
Он позвал своего камердинера, после чего открыл послание, уместившееся на одной странице.
«Дорогой Куинлан!
У меня сердце едва не разорвалось на части, когда я узнала, что тебя услали в Сомерсет. Ятак надеялась, что ты сможешь посетить нас в Стаффорд-Грин, как мы и планировали».
– И я надеялся, – пробормотал он, хотя пребывание в Лэнгли оказалось значительно менее неприятным, чем он предполагал.
«Я знаю, что мне не следовало бы этого говорить, но я скучаю по тебе, Куинлан. Я считаю дни до того момента, как мы будем вместе в Лондоне, и еще больше дни до нашей свадьбы. Пожалуйста, расскажи мне о своих приключениях в Сомерсете. С нетерпением жду ответа.
Твоя навеки, Элоиза».
Вошел Бернард, и Куин положил письмо на туалетный столик. Самую большую услугу, какую он мог оказать Элоизе, – это поскорее управиться с севом, бухгалтерскими книгами и вернуться в Уэрфилд – если удастся, через Стаффорд-Грин.
Ему не хотелось просить Мэдди снова сопровождать его в поля. Но в то же время, если он позволит ей ускользнуть из поля зрения, она быстро восстановит силы и организует новую атаку.
Ей, наверное, было скучно здесь, в Лэнгли, поскольку Малькольму больше не нужны ее услуги, и, возможно, он прибыл как раз вовремя, чтобы привлечь ее рассеянное внимание. Хотя она поступала не так, как женщина, стремящаяся заманить мужчину в постель, стоило попытаться.
Куин застыл, нахмурив брови. Боже правый, теперь он задумал похитить женщину, принадлежащую другому мужчине – его дяде. Возможно, сам воздух в Сомерсете сводит его с ума. Он, похоже, именно так и воздействовал на некоторых местных жителей.
Он спустился вниз и направился к конюшне. Неожиданно его остановили голоса, доносившиеся из сада.
– Нет, Билл, ты делаешь все не так.
– Да все так, мисс Мэдди.
– Говорю тебе, ты опрокинешь его на землю.
– Не опрокину!
Куин выглянул из-за угла. Билл Томсон замер у края тропинки в парке. Малькольм, завернутый в такое количество одеял, которого хватило бы, чтобы согреть полк в разгар прусской зимы, сидел в кресле-каталке, которую собирался катить лакей. Мэдди, свирепо хмурясь, стояла рядом.
– Мэдди, все в порядке.
– Отнюдь нет, мистер Бэнкрофт. Вам нужен солнечный свет, а не купание в пруду с рыбой. Билл, отойди. Я повезу его сама.
Малькольм хмыкнул.
– Лучше делай так, как она говорит.
Лакей тяжело вздохнул и отступил от спинки кресла.
– Хорошо, мистер Бэнкрофт. Покричите мне, когда нужно будет везти кресло вверх по лестнице.
– Спасибо, Билл. – Лакей направился в сторону дома, а Мэдди взялась за управление коляской. – Лучше придерживайся дорожки, дорогая.
– Чушь, я собиралась показать вам мои новые розы. Вы захватили книгу?
– Единственное, что еще работает в моем теле, – это колени, Мэдди.
Она направила кресло по свежей траве, но неожиданно остановилась.
– Черт возьми, – пробормотала девушка.
– Думаю, я проваливаюсь, – спокойно заметил Малькольм.
Куин оттолкнулся от угла дома, намереваясь принять участие в спасательной операции.
Но Мэдди напряглась, посильнее толкнула спинку кресла, и оно с хлюпающим звуком выбралось из грязи.
–. Вот видите? – сказала она, продвигаясь к розам в дальнем конце сада. – Так на чем мы остановились?
Малькольм достал маленькую книжку из-под горы окутывавших его одеял и раскрыл ее.
– Давай посмотрим. Беатрис говорила Бенедикту: «Если физиономия вроде вашей, так от царапин хуже не станет».
Мэдди улыбнулась:
– Да, а Бенедикт отвечает: «Ну, вам бы только попугаев обучать». – Она оставила кресло и, подбоченясь, прошлась перед Малькольмом. – На что Беатрис справедливо замечает: «Птица моей выучки будет лучше, чем животное, похожее на вас». – Когда Малькольм неуклюже зааплодировал, она, приняв мужественную позу, произнесла: – «Хотел бы я, чтобы моя лошадь равнялась быстротой и неутомимостью с вашим язычком…»
Куин выругался про себя, когда понял, что она увидела его. Мэдди немедленно прекратила декламацию и, вернувшись к креслу, начала толкать его к розам. Куин пошел следом.
– «Хотел бы я, чтобы моя лошадь равнялась быстротой и неутомимостью с вашим язычком. Впрочем, продолжайте с Богом; я кончил», – продекламировал он.
– А, Куинлан, добрый день. – Малькольм повернулся в кресле, чтобы поприветствовать своего племянника.
– Мисс Уиллитс, я не знал, что вы любите Шекспира. Она повернулась к нему с пылающим лицом.
– Конечно, вы не знали, милорд, – огрызнулась она, явно смущенная. – Несомненно, вы не знали и того, что ваш дядюшка тоже любит его, и того, что он очень хотел увидеться с вами после четырех лет разлуки или что вы могли бы провести больше пары часов за эти три дня, беседуя с ним.
– Мэдди, прекрати, – резко произнес Малькольм. – Я могу сам защитить себя. Тебе не следует разговаривать с Куинланом в таком тоне.
– Да никто другой и не осмелится ни на что подобное. – Мэдди повернулась к Куину: – Вы можете проводить своего дядю до его спальни?
– Да – Он изумился тому, что ее слова заставили его почувствовать себя совершенным дураком.