- Мария, немедленно наклонись! - заревел Ротгар.
Мгновенно подчиняясь приказу, Мария нырнула головой вниз и лишь краем глаза заметила отблеск украшенного драгоценностями ее кинжала, который Ротгар, быстро вытащив из-под туники, метнул со страшной силой в Гилберта. Бросок оказался точным. С глухим ударом кинжал вошел по самую рукоятку. Он взревел от дикой боли и сразу выпустил из объятий Марию, которая упала на пол. Визжа от боли, он напрасно пытался выдернуть кинжал. И вдруг, охватив себя за живот, словно кто-то выпустил ему кишки наружу, Гилберт упал.
Ротгар, опустившись перед ней на колени, прижал Марию к груди. Ее мягкое прикосновение успокоило его, ее ароматные запахи ласкали его обоняние, постепенно умеряя его животное, взбудораженное волнующейся кровью желание распороть Гилберту грудь и извлечь оттуда его подлое сердце.
- Тебе больно? - спросил он ее, как только обрел дар речи.
- Нет, что ты, Ротгар. Посмотри, ты весь в крови!
Но Ротгар, не обращая внимания на ее лихорадочные восклицания, с любопытством взирал на стонущего рыцаря.
- Но я ведь не ударил его в живот, Мария. Смотри, твой кинжал по-прежнему торчит у него в плече.
- Это действует мазь, которую вы дали ему вместе с бульоном, - вмешалась стоявшая у них за спиной аббатиса. - Оно вызывает страшные судороги у него в желудке.
- Ты дала ему снадобье? - спросил Ротгар; - Прямо здесь?
- Да. Но потом я выбила кружку у него из рук, - прошептала в ответ Мария.
- Но перед этим он уже успел выпить смертельную дозу. Он выпил достаточно, чтобы вызвать такой эффект. - Настоятельница подошла к ним поближе и, указывая на мучающегося извивающегося от острых болей норманна, сказала:
- Теперь он в твоей власти, Ротгар. Ему никогда не прийти в себя после этого.
- Он всегда будет мучиться от этих болей? - спросил Ротгар. С одной стороны, он был доволен, что этому негодяю предстоят такие страдания в течение всей жизни, а с другой, ему становилось жутко при мысли о таком суровом приговоре.
- Да, всегда.
- Ну и пусть. - Это была суровая кара, на самом деле суровее смерти, которой Ротгар хотел его предать, но он не мог в полном сознании поднять меч на Гилберта, находящегося в таком тяжелом состоянии. Ротгар встал, поднял Марию, держа ее, словно ребенка, на руках. - Пойдем, моя любимая. Мы оставим его на попечение монахинь.
Аббатиса кивком головы дала понять, что принимает на себя такую обязанность, и Ротгар подвел Марию к двери.
Глухой, хриплый голос Гилберта остановил его.
- Сакс! Помни о данной клятве. Ротгар бросил на него взгляд через плечо. Гилберт, еле приподнявшись на локте, глядел на него.
- Там, в конюшне, ты поклялся убить меня, если только я дотронусь до нее, - сказал Гилберт, сжав зубы от боли. Ротгару казалось, что он видит, как спазмы выворачивают его всего изнутри.
- Теперь она в безопасности, - ответил Ротгар, понимая, что не в силах в такую минуту нанести Гилберту удар. Кажется, ей больше не нужно опасаться, ты ей больше не сможешь причинить никаких страданий.
Но Гилберт не давал ему уйти:
- Ротгар! Я.., умоляю тебя. Сдержи данную клятву.
Он говорил так тихо, что Ротгар едва его слышал. Аббатиса прошептала что-то на ухо Марии, и она, высвободившись из его объятий, пошла за монахиней. Они вышли из комнаты. Разговор Предстоял между двумя мужчинами.
- Ты наверняка поступил бы так с собакой, которая наелась гнилого мяса. Гилберт тяжело дышал, его голос сильно ослабел. Я слышал, что сказала монахиня. Нет никакого смысла жить такой жизнью, которую она мне уготовила. Но я могу с гордостью умереть, получив последний, смертельный удар от такого человека, как ты, господин Ротгар, Ротгар Лэндуолдский.
- Не стоит до такой степени унижать себя, - ответил Ротгар, выражая искреннее удивление такой формой обращения к нему со стороны норманна.
- Нет большого унижения в том, чтобы признать победителя победителем, сказал Гилберт.
Ротгар явно колебался, не зная, как ему поступить. Его представление о милосердии настойчиво заставляло его помочь норманну, но его всего охватила какая-то странная слабость, словно дух мести переполнял его только тогда, когда Марии угрожала опасность, и покидал его, когда она находилась в полной безопасности. Голова у него болела от нанесенного Гилбертом удара. Его нога дрожала от нанесенной этим норманном раны. Он, конечно, не проявит к Гилберту никакого милосердия, если только найдет в себе достаточно сил, чтобы нанести ему последний, смертельный удар.
- Прошу тебя, - прошептал Гилберт, не понимая колебаний Ротгара. - Речь идет о проявлении ко мне доброты, которой я, конечно, не заслужил.
Ротгар не мог найти слов, чтобы сказать ему о своем намерении исполнить его просьбу. Он просто кивнул, умоляя Бога придать ему сил, ужесточить разящую его руку.
Опасаясь, как бы удар не получился неловким, не соскользнул по железной поверхности кольчуги, Ротгар изо всех сил вогнал меч в сердце Гилберта. Послышался резкий выдох, кровь забила слабым фонтанчиком, а потухающие глаза Гилберта говорили о том, что на сей раз Ротгар не промахнулся.
Он постоял немного перед норманном, пытаясь понять, для чего нужна Богу душа такого человека, как Гилберт Криспин.
- Я люблю тебя, - прошептала Мария, когда он вышел из кельи, которая стала местом казни для Гилберта.
Вдруг он почувствовал прилив диких, первобытных эмоций. Не обращая внимания ни на стоявшую рядом преподобную матушку, ни на столпившихся возле двери монахинь, он, наклонив голову, крепко поцеловал ее.
Когда наконец он оторвал губы после продолжительного страстного поцелуя, он почувствовал, как кровь закипает у него в жилах, как затуманивается здравый смысл. Он сказал:
- Пошли отсюда. Нельзя оставаться под этой крышей с теми мыслями, которые мечутся у меня в голове.
- Прошу тебя, Ротгар, давай вернемся в Лэндуолд!