Сжимая свою женщину крепко руками за талию, Ротгар направил кобылу через хребет небольшой возвышенности, и только потом вновь осмелился оглянуться, пытаясь высмотреть норманнов сквозь частокол деревьев. Натянув поводья, он осадил лошадь.
— Черт подери! Что это за глупость?
— Я ничего не вижу. — Напрасно Мария вытягивала шею. Из-за своего маленького роста она не могла разглядеть то, что отлично видел Ротгар.
— Приехали твои норманны. — Ротгар изо всех сил напрягал зрение, чтобы все лучше рассмотреть. Но скрывавшие их деревья скрывали от них и норманнов. — Они подъезжают к поляне с запада во главе с Гилбертом Криспином. Вторая группа спешит навстречу им с восточной стороны. Они вооружены, Мария. Кажется, они хотят отсечь ваших рыцарей.
Мария, казалось, лишилась дара речи; она молча взирала на небеса, не понимая, почему Богу было угодно разбить в прах все ее надежды.
— Тебе нельзя терять своих людей, Мария.
— Конечно, нет, — ответила она.
— Твои вероломные норманны вооружены лишь легким оружием.
Они надеются, что никто, кроме меня, не окажет им сопротивления там, возле хижины. Нужно их предупредить.
— Тебе нельзя этого делать! Они ни за что тебе не поверят. Они нападут на тебя.
Он живо слез с кобылы и бросил ей поводья. Стоя внизу, он смотрел на нее, не спуская с нее глаз, в них, в этих голубых глазах сквозила решительность и горькое сожаление. По его взгляду она догадалась, что он намерен больше с ней никогда не встречаться.
— Ротгар, — она инстинктивно подалась к нему.
— Поезжай в Лэндуолд. Слушай, твои люди не должны знать, что мы провели эту ночь вместе. Делай все возможное, чтобы оставаться в полной безопасности до тех пор, пока тебе на помощь не придет Хью.
— Я не могу. — Хотя ей и не нравились эти умоляющие нотки в его голосе, она все же не могла от них отделаться. — Нет, я не могу этого сделать одна.
— Нет, можешь. — Ротгар, подпрыгнув, прикоснулся своим мягким пальцем к ее губам. — В тебе скрывается недюжинная сила. Я чувствую себя весьма польщенным оказанной мне честью, тем, что ты решила немного разделить ее со мной. А теперь не мешай. Я это делаю ради тебя, Мария. — Он сильно хлопнул лошадь по заду, заставив испуганное животное тотчас перейти на рысь, а сам отвернулся, чтобы не слышать ее возражений.
Кобыла рванула вперед, когда Ротгар на нее сурово прикрикнул, и этот отчаянный крик странным эхом отозвался у нее в сердце. Рискуя упасть, пытаясь подчинить себе своенравное животное, Мария ерзала в седле. Она все время повторяла его имя и, утратив всякую надежду, глядела, как он быстро бежал через лес, размахивая топором.
— Норманны! Позаботьтесь о безопасности тыла! Только подумать! — Разве мог когда-нибудь Ротгар Лэндуолдский произнести такое предупреждение?! И все же он прокричал его громко, что было сил, умоляя Бога, что его предостережение долетит до них вовремя. Черт подери! Гилберт Криспин не должен сейчас умереть от руки какого-то крадущегося между деревьями, подлого разбойника, нет, только не сейчас, когда он был так нужен Марии, не теперь, когда он, Ротгар, хотел сохранить это удовольствие для себя.
Он выбежал на полянку, окружавшую хижину, и остановился как вкопанный при виде той картины, которая открылась его взору. Трое норманнских рыцарей Гилберт, Данстэн и Стифэн — вместе со своими оруженосцами сидели на лошадях, направив на него свое легкое оружие.
Тяжело дыша, он сразу заметил недоверие на их лицах и вспомнил предостережение Марии, что они его наверняка не послушают.
— Сюда приближаются разбойники, — сказал он, с трудом переводя дух, указывая рукой туда, где он видел их. Нужно приготовиться к отражению атаки.
На лужайке раздался сочный смех Гилберта.
— Солнце не осветит своими лучами такой день, когда ты сумеешь обмануть меня, сакс. Для меня существует лишь одна угроза, и она исходит от тебя. Сделав знак своим оружием, он приказал им взять Ротгара в полукольцо.
— Первая кровь моя! — заорал Стифэн, пришпорив своего коня и направив его на Ротгара.
Словно во сне Ротгар увидел рядом с собой дико выпученные глаза коня, который грозно напирал на него, заметил дубинку в высоко поднятой руке Стифэна, почувствовал, как она рассекла воздух, нацеленная на его шейные позвонки. Он легко увернулся от удара. Чей-то пронзительный вопль привлек к себе всеобщее внимание. Кричал Роберт, оруженосец Данстэна. Какое-то показавшееся всем вечным мгновение, когда даже птицы прекратили распевать свои песни, этот юноша стоял, словно окаменев; его широко раскрывшиеся от удивления глаза лишь подчеркивали его комичный вид. Но когда он вдруг согнулся, сделав шаг вперед, все увидели торчавшее у него в ягодице дрожащее копье.
Как и у всех оруженосцев, у Роберта не было кольчуги. Но даже для того, чтобы пронзить его груботканые шерстяные штаны, требовалось бросить копье с необычайной силой, причем с неудобного близкого расстояния. Весь отряд норманнов сразу же осознал степень своей уязвимости, и в этот момент, словно в качестве доказательства, на них пролился дождь из копий.
— Засада саксов! — Яростно зарычав, Гилберт мечом указал на Ротгара. — Ты мне поплатишься за это головой. — Он пришпорил коня, вовремя бросив его в сторону, что позволило ему увернуться от нацеленного на него копья. Оно пролетело мимо, а ведь могло и застрять у него в глотке.
— Я к этому не имею никакого отношения! — закричал Ротгар, присоединяясь к атаке. Он увидел в лесу несколько человек в рванье, которые метали в них копья. Для него они были чужаками, но их лохмотья очень плохо увязывались с их хорошим вооружением и неплохой упитанностью, которая наделяла их такой силой. Кто это, саксы? Нет, он в это не верил.
Ротгар Лэндуолдский поднял свой топор, пытаясь защитить норманнских рыцарей Марии.
При виде кровавого насилия у него взыграла кровь, пробудился задремавший инстинкт самосохранения, из груди вырвался первобытный сакс-кий боевой клич, который он в последний раз издал в битве при Гистингсе. И это лишний раз доказывало, что на них нападали не саксы, так как не послышалось никакого крика с их стороны в ответ, лишь с новой яростью возобновилось сражение. Он вдруг увидел, как один из разбойников занес топор над ногой Стифэна. Повредив ему ногу в колене, топор глубоко вошел в бок завизжавшего от боли коня. Разбойник попытался выдернуть глубоко засевший в конской плоти топор, опасаясь, как бы животное всем своим весом не рухнуло на него. Ротгар одним большим прыжком настиг нападавшего и тут же топором снес ему голову. Потом он еще долго будет испытывать угрызения совести, что он не смог защитить Стифэна ради Марии.
— Ко мне! Это я, Криспин! — приглушенные крики Гилберта привлекли внимание Ротгара. Ловко орудуя топором, он искал сидящую в седле фигуру Гилберта в этой жестокой схватке. Норманнский рыцарь вел бой на краю опушки, — он был без шлема, в руках сжимал только меч, а его плотно окружила группа разбойников.
Рваная одежда Ротгара на сей раз сослужила ему добрую службу, так как разбойники, вероятно, приняли его за своего, и осознали свою ошибку слишком поздно, когда уже не могли увернуться от его разящего острого топора. Он отправил несколько грешных душ на вечный покой, прокладывая себе путь к Гилберту через толпу воинов, схватившихся в рукопашной, и тихо занял позицию позади группы разбойников, окруживших Гилберта Криспина.
Ротгар перехватил взгляд Гилберта, — глаза норманна полыхали ненавистью к нему, он злобно молча бросал ему в лицо обвинение, покуда вдруг его визжащая от боли лошадь не упала на землю.
Ротгар, схватив топор, скроил еще два черепа. Из нападавших в живых осталось только двое; они не дали Ротгару возможности занести свой топор у них над головой. Оставив в покое Гилберта, они скрылись в лесу. Ротгар стоял над поверженным рыцарем.
Все закончилось так же быстро, как и началось. Нападавшие скрылись, рассеялись по лесу, а Данстэн поскакал за ними в погоню. Последнее копье звякнуло о землю. Это было норманнское копье, посланное, вероятно, одним из рыцарей Гилберта. Над поляной воцарилась настороженная тишина, прерываемая лишь стонами людей и храпом раненых лошадей.