— Он на самом деле называл его Эдвином, сама слышала, — сказала Сара.
— И я тоже, — подтвердила его слова Гвинет.
— К тому же я вам подмигивал, Ротгар. Неужели вы не заметили?
— Хватит! — заорал Ротгар. — И потом, уже более спокойно, повторил: «Хватит». Он грубой рукой тер лоб над переносицей, чувствуя, как его всего охватывает возбужденная дрожь, когда он постепенно начинал отдавать себе отчет в том, что же произошло.
— Значит, я по-прежнему холост?
— Да, вы не женаты, — откликнулся отец Бруно.
— И брат мой жив.
— Хочется надеяться, — отозвался Эдвин. Все они широко разинули рты, когда он, издав дикий радостный вопль, высоко подпрыгнул и шлепнул по соломенной кровле, чтобы счастье ему не изменило. Мария! Известие об этом, несомненно, утолит ее боль, которая чувствуется у нее в глазах. Сегодня ночью, когда он будет сжимать ее в жарких объятиях, он все подробно ей объяснит.
— Для чего вы это сделали? — спросил он, чувствуя, как в глупой ухмылке широко расплываются его губы.
— Чтобы спасти тебя, само собой разумеется, — сказал отец Бруно. — Вы сами все делали так неумело.
Потом Эдвин объяснил ему все по порядку.
— Ты находишься здесь, ты выскользнул из их цепких рук, и теперь вправе воспользоваться своей свободой. Мы все вместе разработали этот план втроем, сегодня утром. Моей бедной девочке пришлось наверняка крепко стиснуть зубы, чтобы преодолеть дикую боль от этих повреждений.
«Никогда еще ни один человек, — подумал про себя Ротгар, — не оценивал так низко благородную попытку спасти его». Он попытался изобразить на лице благодарную улыбку, чувствуя себя виноватым перед Эдвином за то, что заставляет его так долго ждать, перед отцом Бруно, гордо выпячивающим грудь, перед Хелуит с ее искаженной от боли улыбкой, но ему ужасно хотелось, чтобы они уехали оттуда без него.
— Мы также решили, что Эдвин, пока тебя не будет, должен играть вашу роль, притворяться, что он и есть Ротгар, — сказал отец Бруно. — Ведь вы так похожи. Если повезет, то они не догадаются о подмене.
Ротгар очень сомневался в успехе такого плана, но все может быть, тем более, что тот человек, который обладал самыми сокровенными знаниями о чертах его лица, о всех частях его тела, будет далеко отсюда, рядом с ним. Хью вообще едва ли хорошенько его рассмотрел, а Уолтер вряд ли станет интересоваться сельскохозяйственной деятельностью какого-то крестьянина. В таком случае оставался один Гилберт.
— Должен заметить, что Хелуит обладает значительно большей силой и мужеством, чем многие мужчины, — сказал он, стараясь отделаться от всех своих сомнений и сожалений. — Он по-братски коснулся грубой руки Эдвина. Расскажи-ка, как тебе удалось восстать из мертвых.
Слушая Эдвина, Ротгар, казалось, вновь переживал неудачную военную кампанию, которую он провел рядом с Гарольдом: гул битвы, вызывающий удушье, медный привкус крови, страх и боль, звериными когтями вонзающиеся в души воинов, когда на них обрушивается дождь норманнских стрел, от которых падают на землю их товарищи по оружию.
— Норманны подумали, что я мертв, — сказал Эдвин. — Я видел, что все, все потеряно. Поэтому встал и пошел домой.
По дороге назад он присоединился к группе разбойников, которые грабили все, что попадалось под руку, чтобы остаться живыми, причиняя немалый урон попадавшимся им на пути норманнам.
— Те, из последнего отряда, с которыми мы схватились, нагнали меня и, связав, бросили в вонючую яму, которую они называют «забвением», неподалеку от Кенуика. — Эта яма была лишь высохшим колодцем с абсолютно отвесными, гладкими стенами. Даже кошка не смогла бы добраться до его сруба. Клянусь тебе, Ротгар, бывали такие моменты, когда я был готов отдать жизнь за глоток свежего воздуха, глоток воды.
— Понимаю тебя, брат, — сказал Ротгар. — Кажется, нам обоим посчастливилось убежать из этих норманнских дыр.
— Да, я вышел оттуда свободным человеком, — продолжал Эдвин.
— Можешь себе представить? Один из их священников сказал, что нас следует отпустить на волю, перед Пасхой. Он привел в пример имена нескольких разбойников, которых освободили во времена Христа, и сказал им, что норманны не могут быть менее милосердными. Могу тебе откровенно сказать, когда они увидели, что мы свободны и уходим, то рожи у них чуть не лопнули пополам.
— Как долго ты здесь, Эдвин?
— Со вчерашнего дня, и, казалось, демоны вгрызлись мне в печенки, когда я увидел, что здесь происходит. — Наклонив голову Эдвин, бросил тревожный взгляд на Хелуит. Подойдя к ней поближе, он нежно поцеловал ее в лоб.
— Я ни о ком не думал, кроме моей бедной девочки, которая ждала меня здесь, — сказал Эдвин, давясь слезами и поглядывая с виноватым выражением лица на тело стонущей Хелуит. — Я летел сюда, как вольный журавль с зимнего кочевья, и увидел рядом с ней этого норманна. Да это было жуткое зрелище, уверяю тебя, Ротгар. В голосе Эдвина что-то хрустнуло, но он, откашлявшись, продолжал:
— Я хотел убить его, как только он окажется на достаточном расстоянии от нее и моего мальчика. Я опасался, что он может причинить им непоправимый вред, если вдруг я ворвусь, а они окажутся в пределах досягаемости его поганых рук. Сердце у меня рвалось наружу от мысли, чему подвергается в данный момент моя жена. Я слышал ее вопли, но я думал, что он все же доставляет ей удовольствие. Клянусь, я никогда не мог даже представить себе, что мужчина может учинить такую зверскую расправу над женщиной. Нужно было знать, прости меня, Боже, нужно было знать.
— Но каким образом? — спросил Ротгар, пытаясь успокоить своего брата.
— Нужно было понять все сразу, когда я узнал трусливое, подлое истинное лицо этого человека, наносящего удар из-за спины. Все эти месяцы передо мной стоит лицо этого сукина сына норманна, который наносит страшный удар по голове своего господина. Человек, который совершает такой поступок, а потом возлагает вину на другого, не ведает глубин своего бесчестия. — Слезы текли у него из глаз, он их даже не старался утереть. — Бедный господин Хью. Он, вероятно, и не знает, какую змею пригрел на груди.
— Господин Хью? Значит, ты видел, как на него напал кто-то из своих? Ротгар тут же вспомнил о слабом подозрении, возникшем у него, когда Мария подробно описывала ему нападение, во время которого был сражен Хью.
— Конечно, один из его людей. Правда, тогда я не знал, что он будет нашим господином. Но я видел, как норманнский рыцарь с каштановыми волосами вывалился из седла, словно ему нанесли удар секирой, и этот норманн, который трахнул его по голове, схватил меня за шкирку, обвинил меня в этом преступлении. Вот после этого они и бросили меня в эту дыру, то бишь яму. Признаюсь, я очень испугался, Ротгар. Если бы я вошел в хижину в тот момент, когда он был с моей женой, то непременно снова оказался бы в «забвении», и только одному Богу известно, какую кару он бы выбрал для меня.
Ты только посмотри, как он ее изуродовал, и все из-за чего? Я слышал, как она кричала ночью, а утром увидел своего сына, который сидел неподалеку от хижины, весь сжавшись от холода и страха. Мне нужно было ворваться сюда, когда на нем не было штанов.
В голове Ротгара все мысли смешались, закружились хороводом, но на передний план все же выступал страх за Марию. Пусть Эдвин сам казнит себя за то, что он такой глупец; Ротгар опасался наихудшего, зная до каких глубин человеческой подлости может дойти Гилберт, а он оставил ее в полном одиночестве, у нее не было никаких средств для защиты, кроме горшочка с отравленной мазью и бестолкового братца. Вдруг одна, пока еще не сформировавшаяся до конца мысль пронеслась у него в сознании. Он подошел поближе к отцу Бруно.
— Не скажете ли вы мне, что вам известно о тех разбойных нападениях и актах саботажа, происходящих в районе строительной площадки?
— Ба, я могу тебе рассказать об этом, — откликнулась Хелуит, собрав все оставшиеся силы, чтобы сплюнуть на пол. — Всем этим занимается этот сукин сын норманн с помощью бандитов с большой дороги в районе Стиллингхэма. Он платит нашим крестьянам, чтобы они поднимали побольше шуму по этому поводу, и этим развлекается.