Последние отблески дневного света исчезли, и теперь только яркие лучи полной луны, словно путеводная звезда, делали видимой дорогу. В мрачном настроении он глядел на убегавшую позади, изборожденную колесами, мерзлую землю. Он видел, как колеса крушат смерзшиеся твердые комки земли; у его мечтаний была похожая судьба; каждое поскрипывание, каждый поворот колеса, каждый удар, болью отражающийся в спине, также крушил его надежды, перемалывал их, превращая его несчастную любовь в обычную грязь. Лишь час назад он женился, и вот сейчас спешит к брачному ложу с женой, не расставаясь с тщательно разработанной, чаемой всей душой мыслью о супружеской неверности. Какие еще божьи заповеди предстоит ему нарушить, до того как солнце осветит все вокруг и настанет самый святой в жизни день — Пасха.
Например, убийство. Он мог проигнорировать Божью заповедь: «Не убий!» Нужно найти меч, и где-то во время отлучки от супруги и встречей с возлюбленной снести голову с плеч Гилберту Криспину. Мертвый, этот норманн уже не будет угрожать ни Хелуит, ни самому Хью. Одного удара, может, двух, если шея у этого норманна окажется крепче, чем у других, будет достаточно, чтобы больше никогда его не опасаться. Десять, даже двадцать таких негодяев может лежать и гнить в могилах, но, тем не менее, он, Ротгар, по-прежнему будет женат на Хелуит. А от такого состояния не найдешь простого средства, никаким волшебным мечом не разрубить узы, выкованные Богом.
Он уловил запах дыма в тот момент, когда отец Бруно, хлестнув вожжами лошадей, ускорил их бег залихватским свистом. Ротгар резко ухватился за борт, чтобы нечаянно не свалиться, не переставая удивляться по мере приближения лошадей к хижине Хелуит ее расточительности. Клубы дыма валили из-под крыши. Через щели в ставнях повсюду был виден свет от костра. Как же ей удалось в ее нынешнем состоянии, с перебитой костью, с такими ужасными синяками развести такой ошалевший огонь? Может, адская боль притупила ее чувства, и она забыла умерить пламя, прикрыть валежником тлеющие головешки перед тем, как отправиться в долгий путь до Лэндуолда? Дверь в хижину внезапно распахнулась. Ярко освещенный светом от огня, на пороге стоял его брат Эдвин.
— Ротгар! — воскликнул он.
Неожиданное появление брата, которого он считал давно погибшим, а также прозвучавшие в его голосе веселые нотки приветствия ошеломили Ротгара, заставили его погрузиться в глубокое молчание.
— Ах, наконец-то ты осмелилась, моя бедняжка, — замурлыкал Эдвин и, растолкав всех плечами, прошел мимо поверженного в немоту Ротгара, чтобы взять на руки Хелуит.
— Да, она осмелилась, — похвастался отец Бруно. — Я расскажу тебе обо всем подробно.
— Прежде ее нужно уложить в кровать и заняться ее рукой, — сказала Сара.
Быстрыми, ловкими движениями они положили Хелуит на тюфяк, а Ротгар по-прежнему стоял неподвижно в полном смущении. Казалось, он напрочь лишился дара речи. Эдвин опустился перед ней на колени, держа в своей ее здоровую руку, а она слабо улыбалась ему. Две целительницы, нежно улыбаясь, словно снисходительные матери, смотрели на них, а отец Бруно потирал над огнем руки с выражением человека, которому очень нравилось то, что он видел.
— Черт подери, хоть кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? заорал Ротгар, обретя наконец дар речи.
— Ax, Ротгар. — Эдвин, оторвавшись от Хелуит, заходил по хижине, жестикулируя руками. — Сядь. Подкрепись перед уходом.
— Уходом? — переспросил Ротгар. Как так, ведь Эдвин никак не мог ничего знать о его уговоре с Марией.
— Вот это тебе, Ротгар. Здесь достаточно еды тебе на неделю. Ты уже будешь далеко, если потребуется восполнить съестные припасы.
— Вы что, все сошли с ума? Я теперь лишен всякой возможности совершать путешествия в будущем. Теперь я женат на Хелуит.
— Как вы только могли об этом подумать, Ротгар? Вы ведь знаете, что она жена Эдвина. — Отец Бруно недовольно насупился.
— Да, вот она, моя несчастная, бедная девочка, — согласился с ним Эдвин.
Ротгар ткнул пальцем в отца Бруно.
— Вы знали, что Эдвин жив и, тем не менее, стояли передо мной и произносили слова брачной церемонии.
— Нет, я этого не делал. — Отец Бруно выпрямился в полный рост. — Я цитировал мой любимый отрывок из «Исповеди» Святого Августа. Разве вам неизвестно различие между этим замечательным трудом и священным обрядом бракосочетания, Ротгар?
Отец Бруно с таким же успехом мог стать на голову и исполнять друидские песнопения, и Ротгар наверняка этого бы не заметил, — так его интересовала эта брачная процедура.
Священник поглядывал на всех с робкой, как у ягненка, улыбкой.
— Должен признаться, у меня были кое-какие опасения в отношении религиозной сути намерения. Мы с отцом Болсовором обсуждали этот вопрос, но так и не пришли к общему заключению, хотя наш спор не касался вашего частного случая. Поэтому я для большей уверенности называл вас Эдвином.
— Он на самом деле называл его Эдвином, сама слышала, — сказала Сара.
— И я тоже, — подтвердила его слова Гвинет.
— К тому же я вам подмигивал, Ротгар. Неужели вы не заметили?
— Хватит! — заорал Ротгар. — И потом, уже более спокойно, повторил: «Хватит». Он грубой рукой тер лоб над переносицей, чувствуя, как его всего охватывает возбужденная дрожь, когда он постепенно начинал отдавать себе отчет в том, что же произошло.
— Значит, я по-прежнему холост?
— Да, вы не женаты, — откликнулся отец Бруно.
— И брат мой жив.
— Хочется надеяться, — отозвался Эдвин. Все они широко разинули рты, когда он, издав дикий радостный вопль, высоко подпрыгнул и шлепнул по соломенной кровле, чтобы счастье ему не изменило. Мария! Известие об этом, несомненно, утолит ее боль, которая чувствуется у нее в глазах. Сегодня ночью, когда он будет сжимать ее в жарких объятиях, он все подробно ей объяснит.
— Для чего вы это сделали? — спросил он, чувствуя, как в глупой ухмылке широко расплываются его губы.
— Чтобы спасти тебя, само собой разумеется, — сказал отец Бруно. — Вы сами все делали так неумело.
Потом Эдвин объяснил ему все по порядку.
— Ты находишься здесь, ты выскользнул из их цепких рук, и теперь вправе воспользоваться своей свободой. Мы все вместе разработали этот план втроем, сегодня утром. Моей бедной девочке пришлось наверняка крепко стиснуть зубы, чтобы преодолеть дикую боль от этих повреждений.
«Никогда еще ни один человек, — подумал про себя Ротгар, — не оценивал так низко благородную попытку спасти его». Он попытался изобразить на лице благодарную улыбку, чувствуя себя виноватым перед Эдвином за то, что заставляет его так долго ждать, перед отцом Бруно, гордо выпячивающим грудь, перед Хелуит с ее искаженной от боли улыбкой, но ему ужасно хотелось, чтобы они уехали оттуда без него.
— Мы также решили, что Эдвин, пока тебя не будет, должен играть вашу роль, притворяться, что он и есть Ротгар, — сказал отец Бруно. — Ведь вы так похожи. Если повезет, то они не догадаются о подмене.
Ротгар очень сомневался в успехе такого плана, но все может быть, тем более, что тот человек, который обладал самыми сокровенными знаниями о чертах его лица, о всех частях его тела, будет далеко отсюда, рядом с ним. Хью вообще едва ли хорошенько его рассмотрел, а Уолтер вряд ли станет интересоваться сельскохозяйственной деятельностью какого-то крестьянина. В таком случае оставался один Гилберт.
— Должен заметить, что Хелуит обладает значительно большей силой и мужеством, чем многие мужчины, — сказал он, стараясь отделаться от всех своих сомнений и сожалений. — Он по-братски коснулся грубой руки Эдвина. Расскажи-ка, как тебе удалось восстать из мертвых.
Слушая Эдвина, Ротгар, казалось, вновь переживал неудачную военную кампанию, которую он провел рядом с Гарольдом: гул битвы, вызывающий удушье, медный привкус крови, страх и боль, звериными когтями вонзающиеся в души воинов, когда на них обрушивается дождь норманнских стрел, от которых падают на землю их товарищи по оружию.