Розабел поставила корзинку на пол. Ухватившись за прутья решетки руками в белых перчатках, она тихо позвала:
– Мистер Холлибрук! Это вы?
Он поднял на нее глаза, удивленно нахмурил брови. Взгляд его голубых глаз показался Клер усталым. Он поправил очки и посмотрел на Клер.
Сердце у нее сжалось, когда на его лице вспыхнула радость. Даже в этой убогой одежде, заросший щетиной, со спутанными волосами, он был ей дороже всех на свете.
Он открыл рот, собираясь, что-то сказать, но Клер нахмурилась и отрицательно покачала головой. Он бросил взгляд на Розабел, потом снова на Клер. К ее громадному облегчению, он кивнул, давая понять, что понял ее предупреждение.
Отложив рукопись, отец встал с кровати. Цепи, в которые были закованы его ноги, глухо звякнули об пол. Так он мог передвигаться по камере, но не мог убежать. Даже в этом положении отец умудрился отвесить им вежливый поклон.
– Прошу меня простить. Кажется, мы не знакомы.
– Мы никогда не встречались, – быстро затараторила Розабел, – но, сложись обстоятельства иначе, мы могли бы быть очень близки. Дело в том, что я ваша племянница, леди Розабел Лэтроп. А это моя компаньонка миссис Клара Браунли. Мы пришли, чтобы поддержать вас в вашем тяжелом положении.
Отец долго смотрел на Розабел, словно пытаясь разглядеть в ней сходство со своей женой. Клер закусила губу. Отец был очень добрым, мягким и приветливым человеком – ко всем, кроме аристократов, тем более членов семьи мамы. Она не удивилась бы, если бы он отказался разговаривать с Розабел.
Клер поступила против его воли, когда устроилась компаньонкой в дом своего деда. Папа решительно возражал против ее плана, считая его слишком опасным. В письмах, которые ей передавал мистер Мэнди, папа умолял ее немедленно покинуть Уоррингтон-Хаус. Сейчас, увидев ее вместе с Розабел, он оказался перед дилеммой.
– Вам не следовало сюда приходить, – строго сказал он. – Тюрьма неподходящее место для юных леди.
– Вот и Брауни так говорит. Но мне так хотелось познакомиться с вами, дядя Гилберт, – можно я буду вас так называть? – Розабел нерешительно улыбнулась. – До недавнего времени я не подозревала о вашем существовании. Мне говорили, что тетя Эмили умерла совсем молодой.
– Она умерла для Уоррингтонов.
Горечь в голосе отца вынудила Клер приблизиться к окошку и вступить в разговор.
– Леди Розабел переживает, что вас содержат в плохих условиях, сэр. Как вас здесь кормят?
Она смотрела на него с любовью и заботой. Он похудел, одежда болталась на нем как на вешалке. Черты лица болезненно заострились. Клер опасалась, что скудный тюремный паек, состоявший из хлеба, воды и небольшого куска мяса один раз в неделю, сильно подточил его силы.
Взгляд отца смягчился.
– Не волнуйтесь, – сказал он с улыбкой. – У меня великолепные апартаменты, – он указал на железную кровать, – отличный вид из окна, а теперь еще и чудесная компания.
Сморщив носик, Розабел оглядела камеру.
– А где матрас и подушка? И почему здесь нет хотя бы угольной жаровни? Нет, это ужасно.
– Мне много не надо, – заверил ее отец. – Отдельная комната, бумага и перо. Большего нельзя и желать.
«Кроме свободы, – подумала в отчаянии Клер. – Если бы я только могла вернуть ее тебе».
– Я полагаю, вы откажетесь от моей помощи из-за того, что сделал когда-то мой дед. Должно быть, вы презираете его за то, что он лишил тетю Эмили наследства.
– Я думаю, мистеру Холлибруку неприятно вспоминать об этом, миледи, – заметила Клер.
Розабел опустила голову, словно маленькая девочка.
– Простите, если я допустила бестактность, дядя. Это оттого, что я почти ничего не знаю о вас.
Гремя цепями, отец приблизился к окошку.
– Я думаю, ваше любопытство вполне объяснимо. Но я не могу поверить, чтобы вы пришли сюда с разрешения лорда Уоррингтона.
– Маркиз – очень строгий человек, – сказала Клер. – Именно поэтому мы должны немедленно уйти отсюда.
Розабел покачала головой:
– Нет, я еще не собираюсь уходить. – Она боязливо оглянулась и понизила голос до шепота. – Я должна передать вам нечто важное, дядя Гилберт.
После этих загадочных слов она опустилась на корточки, сдернула с корзинки покрывало и достала буханку хрустящего хлеба, банку малинового варенья и банку сливочного масла.
Отец удивленно выгнул бровь. Клер тоже смотрела на кузину, ничего не понимая. К чему такая таинственность вокруг обыкновенной еды?
– Как вкусно пахнет, – сказал отец. – Давно я не ел такого хлеба.
– Он не только вкусный, но и очень полезный. – Просунув хлеб сквозь прутья решетки, Розабел подмигнула дяде. – Он вам понравится во всех отношениях.
Клер переглянулась с отцом. Отец взял хлеб и нахмурился. С нижней стороны буханки виднелась узкая длинная прорезь, из которой он вытащил толстый металлический надфиль с зазубренными краями.
Клер испуганно зажала рот рукой и бросила взгляд в конец коридора. К счастью, тюремщик не выходил из своей комнаты.
– В тюрьму нельзя приносить такие вещи.
– А я принесла, – сказала Розабел, весьма довольная собой. – Я нашла эту штуку в сарае у садовника. Ну, разве я не молодец?
– Вы поступили безрассудно. За это вас саму могли посадить в тюрьму.
«Глупая, глупая девчонка. А я еще глупее, – подумала Клер. – Как я могла допустить такое?» Тем не менее, этот поступок доказывал, что Розабел не имела отношения к преступлениям Призрака. Иначе, зачем бы она стала вызволять из тюрьмы своего дядю?
Если только ее не терзает чувство вины…
– Вы не должны были подвергать себя такой опасности, – сказал отец, убирая надфиль обратно в хлеб. – Я благодарен вам за добрые намерения, но оставить это у себя я не могу.
Улыбка сползла с лица Розабел.
– Но вы должны вырыть подземный ход. Или перепилить решетку камеры. Это ваша единственная надежда!
– Моя единственная надежда – правда. Попытка к бегству равносильна признанию вины.
Розабел непонимающе смотрела на него.
– Но ведь вы действительно виноваты. Вы же Призрак. Вы тот самый дерзкий вор, который пробирался в дома аристократов и похищал драгоценности. Весь Лондон знает, что вы взяли рубиновую брошь миссис Данби и жемчужное ожерелье миссис Беркингтон и множество других вещей.
Клер бросила на отца предостерегающий взгляд.
– Вас это не должно волновать, миледи, – сказала она. – Я думаю, у мистера Холлибрука имеются друзья, которые ему помогут.
– Так и есть, – подтвердил отец Клер. – У меня есть очень хорошие знакомые, которые собирают доказательства моей невиновности.
Он улыбнулся дочери, слабой ободряющей улыбкой, от которой у нее сжалось сердце. Последние слова папы предназначались ей, а не Розабел. Он верил в свою дочь, хотя и не хотел причинять ей беспокойства.
Дрожащими руками она забрала у него хлеб и спрятала обратно в корзинку. Ей так много еще надо было ему сказать, так много сделать…
Розабел смотрела на дядю во все глаза.
– Подождите, я не понимаю. У вас же нашли бриллиантовый браслет леди Рокфорд. Это все знают.
– Вещи не всегда таковы, какими они нам кажутся на первый взгляд, миледи. Но я и так уже сказал достаточно. Остальное я приберегу до суда.
– Ну, теперь нам уже точно пора идти, – сказала Клер. – Всего доброго, мистер Холлибрук. Мы будем поминать вас в своих молитвах.
Она взяла в одну руку корзинку, другой схватила Розабел и потащила ее по коридору. Потом оглянулась, чтобы еще раз взглянуть на отца. Он держался за прутья решетки и смотрел им вслед.
Клер стало трудно дышать. В следующий раз она увидит папу только в зале суда. До назначенного дня осталось немногим больше недели, а она так ничего и не успела узнать. Клер была близка к панике.
Когда они вошли в комнату тюремщика, он мрачно взглянул на них, но, к счастью, больше не пытался посмотреть, что у них лежит в корзинке. Когда они дошли до середины коридора, Розабел выпалила: