– А выдаст ли за него великий государь сестру свою? – спросил Теймураз.
– С нами об этом деле не наказано, – отвечал посланник, – такое великое тайное дело, кроме Бога да великого государя, кто может ведать? Если Бог изволит, а его государская мысль будет, то дело и состоится; а если не будет воли Божией и государской мысли, то делу как состояться? Ты только отпускай с нами внука своего, исполняй перед великим государем правду свою.
– Если я внука своего пошлю, – продолжал Теймураз, – а государь не изволит государства моего, Кахетии, очистить, ратных людей и казны не пришлет, то зачем моя посылка?
– Ратных людей, – отвечал Толочанов, – послать к тебе нельзя, потому что горы снежные, высокие, в них расселины большие, ратным людям пройти, наряду и запасов провезти нельзя; у тебя государство пустое, и то за шахом; хотя ратные люди и пройдут, то им у тебя с голоду помереть; а казны тебе государь пришлет столько, сколько тебе и в ум не вмещалось, если теперь исполнишь правду свою, внука с нами отпустишь. Кроме того, государь пошлет великих послов к шаху, чтобы отдал Кахетию по совету и братству, а если не отдаст, то думаем, что великий государь пошлет войско свое Каспийским морем на шаховы города и велит городов разорить вдесятеро, – только ты совершай правду свою. Если ты отпустишь с нами и другого внука своего, Влавурсака, то великий государь даст ему свое жалование по своему милосердому рассмотрению.
– Влавурсака никому не отдам, – сказал Теймураз, – мне самому не с кем будет жить, некому будет и души моей помянуть.
– Ты нам объявил, что тебя разорил тифлисский хан, – продолжал посланник, – так если тебе в Грузинской земле жить не у чего, то ступай и ты сам к царскому величеству, – нам велено принять тебя и с подданными твоими.
– Когда будет мое время, тогда и поеду к государской милости, а теперь еще побуду здесь, – отвечал Теймураз.
Все эти разговоры кончились тем, что Теймураз не отправил внука в Москву.
Сильнее высказывал свое усердие к великому государю имеретинский царь Александр, присягнувший при Толочанове царю Алексею Михайловичу.
– Теймураз царь, – говорил Александр, – внука своего с вами не отпускает; а если бы у меня был сын мой, Баграт, да брат, Мамука, то я обоих к царскому величеству отпустил бы. Если государю угодно, то он прислал бы воеводу своего в Кутаис; если бы мне было кому свою отчину, Имеретинскую землю, приказать, то я и сам поехал бы видеть пресветлые государевы очи.
В грамоте своей к царю Александр писал: «Учинился я и сын мой, и брат, и весь духовный чин, и ближние люди, и всего государства воинские ратные и земские люди под вашего царского величества высокою рукою в подданстве навеки неподвижно, от детей на внучат; и тебе бы, великому государю, меня не презреть и от недругов неверных держать в обороне, чтобы люди моего государства в неверие не впали. Прежде были у меня в подданстве дадьяне, и несколько лет тому назад отложились, поддались турецкому султану и живут с басурманами заодно, берут себе на помощь басурманскую рать, меня разоряют и воюют. Донские казаки ходят на Черное море и басурман воюют, а православным христианам никакого вреда не делают; а дадьяне казаков к себе приманивают, будто хотят вместе с ними воевать басурман, и, приманя в свои места, их побивают и к туркам продают, и в подарок отсылают турецкому султану, который за это присылает им жалованье. Те же дадьяне крадут христиан из моей земли и у себя и отсылают к персидскому шаху, просят у него себе помощи. Дадьянский владелец сестру свою отдал к шаху и от христианской веры отрекся, зато ему от шаха жалованье и помощь. Он же, дадьянский владелец, отослал другую свою сестру Рустемхану тифлисскому, чтобы тот шел на меня войною, и Рустем-хан много раз присылал своих ратных людей на мое государство. Теперь я у царского величества милости прошу и желаю, чтобы как-нибудь с Черного моря стругами учинить над дадьянами промысл, за то разоренье им отмстить, от басурман отлучить, в православии утвердить и под мою руку привести по-прежнему. Дадьянский князь прислал ко мне, что хочет опять быть у меня в подданстве и сам ко мне приехать, чтобы только я прислал к нему сына моего в заложники; я сына своего к нему послал, а он ко мне не приехал и сына моего не отпустил. „Тогда, – говорит, – отпущу к тебе сына, когда ты поддашься турецкому султану“. Брат мой пошел на охоту, а дадьянские люди схватили его и держат у себя. Великий государь пожаловал бы меня, помог мне сына и брата из неволи освободить; а как освободятся, то к себе ли их велит взять, или мне отдать – в том его государева воля. Да пожаловал бы, велел прислать мне печать свою, чтобы во всей земле царское повеленье было вернее; да велел бы государь прислать моим ближним и ратным людям жалованье, чтобы они скудны и безконны не были и имели бы мочь стоять против своих недругов; да велел бы прислать мне пушечный наряд, чем от недругов обороняться».