Скрипнула дверь. Натан вышел из чуланчика. Клеменс вцепилась в простыню и притворилась спящей, но через несколько секунд, снедаемая любопытством, чуть приоткрыла глаза. Натан стоял у своей койки совершенно обнаженный. Клеменс знала, что не должна подсматривать, но не могла заставить себя отвести глаза. Взгляд ее скользнул по широкой груди, длинным ногам, плоскому животу и уперся в недвусмысленное доказательство того, что она делила каюту с мужчиной. Разумеется, Клеменс была в курсе мужской физиологии — в детстве она часто плавала в заводях со своими приятелями-мальчишками. Правда, Натана нельзя было назвать подростком. Слава богу, он не знает, что я женщина, подумала Клеменс.
— Спишь, мальчик? — мягко спросил Натан.
Клеменс тут же зажмурилась, пробормотала что-то невнятное и отвернулась к стенке.
— Надеюсь, ты не храпишь.
Натан лег в постель, но сон не шел к нему. Это было очень некстати. Он должен был выспаться, чтобы завтра быть в форме. Кто знает, что выкинет Мактирнан. Поворочавшись в постели, Натан протянул руку и достал из сумки свою записную книжку в кожаном переплете. С койки у противоположной стены доносилось ровное дыхание. О чем он только думал, притащив этого мальчишку сюда? Ему бы о своей шкуре позаботиться.
Натан принялся изучать записи в книжке. Он вовсе не солгал Мактирнану, заявив, что является одним из лучших штурманов. Натан не склонен был недооценивать свой опыт и знания. Проблема была только в том, что с Карибами он прежде знаком не был. Правда, он провел здесь два месяца и в его книжке почти не осталось пустых страниц, этого было явно недостаточно. Уж очень коварными были эти острова с их узкими проливами и коралловыми рифами.
Внезапно мысли Натана потекли совсем в другом направлении. Он вдруг понял, почему не может заснуть. В его воображении возник образ покойной жены: темные глаза, черные как смоль волосы, соблазнительная фигура. Натан беспокойно зашевелился. К чему он вдруг вспомнил о Джульетте? Потом неожиданно в его памяти всплыла другая картина: тонкие, испачканные чернилами руки Клема. К своему ужасу, Натан ощутил нечто похожее на возбуждение. Ради всего святого! Если в этом причина его бессонницы, значит, он ничуть не лучше пиратов. Натан положил книжку под подушку, погасил фонарь и заснул.
Глава 3
— Просыпайся!
Клеменс открыла глаза. Где она? И вдруг память вернулась к ней. Осознание реальности было сродни удару. Девушка вцепилась в простыню.
Натан заправлял рубашку в брюки. Клеменс вспомнила прошлую ночь и почувствовала, как краска заливает ее лицо.
— Вставай, парень!
Ей придется вылезти из постели, отыскать свои штаны и пройти в чуланчик — и все это на глазах у Натана. Опустив рубашку как можно ниже, Клеменс выскользнула из постели, схватила брюки и поспешно нырнула в чуланчик.
— Ты слишком тощий, — заметил Натан.
— Мне пришлось нелегко после смерти отца, — сказала Клеменс через тонкую перегородку, пытаясь справиться с застежкой на поясе.
Вспомнив об отце, Клеменс вдруг в полной мере ощутила реальность. Пираты захватили «Герцогиню» и тем самым косвенно были виновны в смерти отца, а она теперь находилась у них в руках и вынуждена была делить каюту с пиратом. Она должна посмотреть в лицо реальности: Натан — пират. Она своими глазами видела, как он принял предложение Мактирнана, все равно, что подписал с ним договор. Значит, он не лучше остальных на этом корабле и заслуживает такого же наказания. Клеменс вышла из чуланчика.
— Я сожалею о твоем отце. Кто напал на его корабль?
Клеменс пожала плечами, пятерней приглаживая волосы. Они так и не узнали, кто был виновником гибели «Герцогини». Единственный выживший был пригвожден к мачте и вряд ли рассказал бы что-нибудь, даже если бы пираты не вырезали ему язык.
— Может быть, это был Мактирнан, — сказала она.
— Надеюсь, что нет.
— Почему? Ты же один из них.
— Это верно.
Клеменс ожидала, что Натан рассердится, но он погрузился в задумчивость.
— Пираты бывают разные, — наконец сказал он.
— Убийства тоже бывают разной степени. Вы сами приняли решение присоединиться к этой шайке убийц, поэтому вы тоже — пират.
— Ты забываешься, парень. — Станье обошел вокруг стола и, протянув руку, взял Клеменс за подбородок.
— Можете сердиться сколько влезет. Хуже уже все равно не будет.
— О нет, будет, уж поверь мне, — возразил Станье и повернул ее лицо к свету. — Синяк болит?
— Только когда по нему бьют.
— Тогда, если хочешь этого избежать, принеси мне кофе и хлеба.
Неужели Натан это серьезно? Неужели он ударил бы ее, если бы Клеменс вдруг что-то сделала не так? Конечно, ударил бы. Ведь он считает ее мальчишкой, а мальчишек всегда бьют.