Он едва успел выскочить следом за ней, прежде чем та захлопнула дверь.
— И куда мы теперь? — поинтересовался он, когда они вышли на залитую солнцем улицу.
— Я иду в бакалею, — сказала Ханна, остановившись так резко, что Джордан чуть не налетел на нее. — А ты, наверное, домой.
— Какое совпадение! — воскликнул Джордан. — Я как раз собирался зайти в бакалею. У меня кончилась... крупа. — Помолчав немного, он добавил: — Жаль, что ты не могла видеть себя, Ханна. Ты ведь почти улыбнулась.
А что ей оставалось? Она очень старалась сердиться на него или хотя бы держать на расстоянии. Но это трудно, когда твоему сыну делают подарки и покорно терпят все твои выходки.
— Ладно, — сказала она, признавая, что этот бой проигран. — Я перестану тебя игнорировать при двух условиях.
Он вскинул голову:
— Каких?
— Во-первых, ты говоришь Эстер и Рони, что я тебя не интересую, а ты не интересуешь меня.
— А тебе не кажется, что это их только раззадорит?
Ханна покачала головой.
— Уж если такой бабник, как ты, отказывается от женщины...
Он пожал плечами.
— А второе условие?
Ханна остановилась и повернулась к нему лицом.
— Ты обещаешь не прикасаться ко мне и пальцем.
Джордан поправил галстук.
— Никогда? До конца света?
— Именно так.
— Не знаю, — сказал он. — Мне кажется, здесь необходима некоторая оговорка.
Ханна на минуту задумалась.
— Ладно. Единственное исключение допускается в том невероятном случае, если инициатива будет исходить от меня.
— Должна ли это быть письменная инициатива на гербовой бумаге? — уточнил он.
Ханна наконец улыбнулась.
— Достаточно будет моего слова.
— В таком случае сделка совершена. При первой же встрече с Эстер и Рони я постараюсь убедить их, что женщины твоего типа совершенно не интересуют мужчин.
— Спасибо, — сухо произнесла Ханна. — Можешь остановиться на этом комплименте и не объяснять, насколько он близок к истине.
Джордан откровенно веселился.
— И я не буду прикасаться к тебе никоим образом... Кстати, а если дать тебе в ухо — это будет расцениваться как прикосновение?
Ханна закатила глаза и снова зашагала вперед. Джордан шел рядом, весело насвистывая.
Лучше не придумаешь, решил он. Можно видеться с сыном, не налагая на себя никаких обязательств перед матерью. Со временем она, разумеется, умерит свою враждебность, и можно будет обсудить факт наличия у него сына. И все это никак не посягает на свободу приходить и уходить, когда ему вздумается.
Идеально.
Настроение у него настолько улучшилось, что он уже стал рассматривать кирпичные домики с аккуратными двориками, мальчишек, пинающих футбольный мяч. Сейчас ему нравился даже запах сырой земли из палисадников и тяжелый, сытный дух горячего жира, сочащийся сквозь сетчатые двери кухонь.
Он продолжал насвистывать, пока Ханна не перешла дорогу и не остановилась полюбоваться ящиками с рассадой у двери в бакалею.
Это был старомодный магазинчик из тех, где продавцы знают каждого покупателя по имени. На безупречно чистой витрине красовалось выписанное синей краской: «Беттлман».
Джордан улыбнулся, заметив, как Ханна погладила лепесток анютиных глазок.
— Ты эти цветы высаживала? — спросил он, заходя в магазин.
— Куда там! Эти стоят десять долларов за горшок. Мой бюджет не позволяет идти дальше ноготков и петуний.
Ханна вошла в магазин, взяла пластиковую корзину с проволочными ручками и положила в нее несколько апельсинов, затем подошла к мясному отделу. Женщина, отпускавшая ей гамбургеры, перекинулась с Ханной парой слов.
— Очень аппетитно выглядят, — сказал Джордан, показывая на итальянские сосиски.
Продавщица улыбнулась:
— И на вкус не хуже.
— Тогда возьмем четыре штучки.
Женщина вопросительно взглянула на Ханну, но та лишь пожала плечами.
— Ты собираешься готовить их на моей кухне? — спросила она.
— Я замечательно готовлю лазанью, — заявил Джордан, сообразив, что попасть к ней на обед можно только в качестве повара.
Ханна в нерешительности поглядела на него.
— Я не хочу, чтобы ты готовил мне обед, — сказала она.
— Послушай, — начал он, на ходу придумывая довод. — Я должен сказать Эстер, что мы пытались поладить. Иначе ее не убедишь.