— Джордан чем-то помазал, и он сказал, что я смелый.
У Ханны навернулись слезы на глаза.
— Я тоже так думаю.
— Мам, можно мы переночуем здесь? В холодильнике еще осталось мороженое.
— Хочешь выдать меня замуж? — Но она уже знала, что сдается. Ей было невыносимо жалко сына, и если ему будет легче...
— Можно? — настаивал Кевин.
— Ладно. Но только один раз. Давай покажи, где ты будешь спать. Что надо сказать Джордану?
— Спасибо, Джордан, — сказал Кевин. — Спокойной ночи.
Джордан попрощался, но остался сидеть, и Ханна неуверенно повела Кевина в спальню.
— Кевин, — сказала она, когда мальчик разделся и нырнул в постель, — я знаю, что тебе нужен отец...
— Все в порядке, мам, — перебил он, зевая. — Джордан будет моим папой. Мне повезло. Лучше папы, чем Джордан, не найдешь.
И менее надежного тоже, подумала Ханна. Но Кевину об этом лучше не знать. В отличие от нее он имеет право на мечты.
— Уже спит, — сказала она, вернувшись в гостиную. — Нелегкий у него был день.
— Он славный малыш, — сказал Джордан. Хотел сказать что-то еще, но передумал.
Ханна позволила усадить себя на диван и с деланной непринужденностью сказала:
— Ты произвел впечатление на Джесси. Особенно костюмом.
Джордан улыбнулся. Потом сказал:
— Да ты успокойся, Ханна. Кажется, ты боишься, что я могу в любую минуту броситься на тебя.
— А тебе это и в голову не приходило. — Уголки ее рта приподнялись в лукавой улыбке.
— Была, конечно, такая мысль. Обычно она появляется раз шестьдесят на день. Но, веришь ты или нет, я уважаю твои принципы.
Ханне не понравилось, как он произнес это слово.
— Я должна думать о сыне.
— Я знаю, — нетерпеливо перебил он. — И понимаю. — Он улыбнулся одними губами. — Но мое либидо не может постичь данный принцип.
Ханна вздохнула.
— Пожалуй, я лучше пойду.
Джордан покачал головой.
— Не надо. Выпей-ка вино.
Она взяла у него бокал и сделала большой глоток.
— И как же нам быть... с этой проблемой?
Джордан долго смотрел на нее темнеющими глазами, потом взял ее руку и положил на свою обнаженную грудь, где гулко билось сердце. Ханна поспешила поставить бокал на столик.
— Ты целовалась с мальчиками, когда была подростком?
Ханна покачала головой. Пытаясь образумить сестру,, она лишила себя многих развлечений.
— Это происходит примерно так, — сказал Джордан и легонько коснулся губами ее рта. Ханна подавила стон и попыталась ответить на поцелуй.
— Такой поцелуй возбуждает, но не дает удовлетворения, — продолжал он, щекоча губами ее шею. Ханна прижалась к нему.
Пальцы Джордана нащупали ее соски под голубой блузкой и затеяли мучительную игру с ними. Потом он начал медленно расстегивать пуговицы.
Это отрезвило Ханну.
— Кевин может войти, — тревожно прошептала она, отстраняясь.
Но Джордан только улыбнулся и выключил свет. Потом встал и закрыл дверь в коридор.
— Пока Кевин дойдет до двери, у нас будет уйма времени.
«Уйма времени на что? — подумала она. — Чтобы сделать вид, будто мы просто болтаем в темноте?»
— А теперь расслабься.
Легко сказать. И гораздо труднее сделать, когда его руки расстегивают блузку. Лифчик упал на диван вслед за блузкой.
— Мы не... — начала она и запнулась.
Джордан покачал головой.
— Нет. Я же говорил. Мы только целуемся, как в старые добрые времена. Не волнуйся. У тебя будет достаточно времени, чтобы одеться, если Кевин вздумает прийти.
Одеться? Так он собирается ее раздеть? Нет, она не допустит...
А Джордан уже посадил ее к себе на колени, и Ханна обвила руками его шею.
— Джордан, я...
Но он закрыл ей рот поцелуем, таким же шаловливым, как первый.
Ханна задышала чаще, ее руки опустились на твердые плечи, бугрящиеся мышцами.
Потом его язык касался сосков, а пальцы расстегивали ее кремовые слаксы. Потом руки гладили живот и бедра, старались раздвинуть ноги, и она застонала. А когда он коснулся ее в самом чувствительном месте, Ханну будто пронизало током.
— Джордан... — задохнулась она. — Если ты не остановишься, я... Дай мне коснуться тебя.
Волна наслаждения смыла последние колебания. Его рот опускался все ниже, и Ханна изогнулась, чтобы коснуться губами его плеча. Невыразимо чувственные движения ее губ сводили Джордана с ума. Но он поклялся уважать ее решение и намерен был сдержать клятву. Он знал, какому испытанию подвергает себя, но никогда еще ему так не хотелось доставить удовольствие женщине.