Джордан опустился на колени возле нее, быстро забивая гвозди. Их бедра соприкасались, отчего пальцы у Ханны начали дрожать. Она напряженно уставилась в доску перед собой. Она была почти уверена, что он нарочно прикасается к ней, мстя за холодность. Или намеревается снова заманить ее в постель.
Джордан потянулся за гвоздем, и твердая ладонь скользнула по ее обнаженной руке, оставив на коже невидимую огненную полосу. Ханна затрепетала, ей оставалось только надеяться, что никто ничего не заметил. Впрочем, такая реакция на прикосновение мужчины вполне объясняется долгим воздержанием, успокаивала она себя.
— Так откуда же такой опыт?
Вопрос застал ее врасплох, и Ханна взглянула ему в глаза, что было ошибкой.
— Что?
— Где ты научилась работать молотком?
— У отца, — коротко ответила она. —
Помогала перестраивать наш дом двенадцать лет назад. Он многому научил меня. Иногда брал меня с собой, когда подрабатывал плотником.
— Ты не рассказывала об этом раньше, — удивленно сказал он.
На этот раз она намеренно посмотрела ему в глаза, демонстрируя хладнокровие.
— Честно говоря, Джордан, я сомневаюсь, чтобы вы помнили то, что я говорила тогда.
Вряд ли вы пригласили меня для бесед. — Она хотела дать понять с абсолютной ясностью, что не заблуждается относительно его тогдашней цели: короткая, ни к чему не обязывающая интрижка.
Для нее-то это значило гораздо больше. Она помнит каждое сказанное тогда слово.
Ханна резко встала, ушла в противоположный угол и ловко вколотила два гвоздя.
Джордан подошел и присел рядом. Чересчур близко.
— Твой отец все еще живет в том доме?
— Он умер несколько лет назад, — ответила девушка и потянулась за гвоздем, хотя у нее их было вполне достаточно.
— Извини, — сказал Джордан.
— Не за что, — резко ответила она. — Мне не нужна ваша деланная чуткость. — Она сказала это так громко, что шум дрели и молотков прекратился. Все посмотрели на них.
— Я не понимаю, чем вызвал такой упрек, — сказал Джордан. — Что я сейчас сделал не так, Ханна?
— Ничего, — солгала она, стараясь выглядеть усталой и печальной — манера, которую она ненавидела в других женщинах. Если что-то не нравится, надо просто сказать об этом. По крайней мере так ей всегда казалось. Но сейчас не время проявлять оригинальность. На глазах у половины Джордановой семьи.
— Эй! — Властный женский голос перекрыл рычание автомобильного мотора. —
Кто хочет есть?
Ханна обернулась и увидела, как старенький ярко-оранжевый «фольксваген» проехал по гравию дорожки и, скрежеща тормозами, остановился в нескольких дюймах от высокого ветвистого дуба. Вид многострадального дерева свидетельствовал о том, что предыдущие остановки кончались хуже. Рони громко вздохнул.
— Привет, ма. Что ты так рано?
— Рано? Я же знала, что ты не додумаешься покормить народ. Может быть, я
ошиблась?
— Ты не ошиблась, ма, — признал Рони, переминаясь с ноги на ногу.
Осанистая женщина в зеленой униформе официантки приблизилась, распространяя запах гамбургеров. Она поставила на фундамент большую белую сумку и улыбнулась
Ханне:
— Ну, Ханна, эти парни не загнали тебя насмерть?
— Я еще и на еду не заработала, Эстер, — ответила Ханна, улыбаясь, будто и не было язвительной перепалки с Джорданом.
Эстер обернулась к машине.
— Кевин, если хочешь получить гамбургер, лучше вылезай сейчас же. — Она подмигнула Ханне. — Он все утро помогал мне накрывать столы.
— Он не мешал тебе? — спросила Ханна. — Я вполне могла бы присмотреть за ним здесь.
— В тот день, когда маленький мальчик сможет помешать мне, золотко мое, — сообщила Эстер, — Эстер Уордлоу уйдет на покой. Он был ангелом. Лучший мальчик из всех, что работали у нас, — добавила она достаточно громко, чтобы услышал Кевин.
— Смотри, мама! — возбужденно воскликнул он, протягивая ладошку с четырьмя монетками. — Я заработал чаевые. Я теперь богатый. Здорово, а?
Ханна улыбнулась и обняла мальчика. Славный малыш, всегда веселый, всегда чему-то радующийся! У него были ее каштановые волосы и карие глаза, но нос и рот напоминали Мерибет.
— Молодец, — сказала Ханна, ероша ему волосы. — Я даже позволю тебе истратить все это состояние на жвачку, раз уж ты так здорово потрудился.
— Правда?
— Правда. У меня приступ щедрости. Ты голоден?
Кевин помотал головой.
— Я ел на завтрак оладьи, тосты, бекон и... — он наморщил лоб, вспоминая, — и сосиски.