Выбрать главу

Диплом радовал, но еще более радовало возвращение домой, в среду людей близких и родных по духу. Ведь как ни хорош, как ни красив Париж, но советскому человеку не привыкнуть к капиталистическим порядкам, к миру, где все строится на чистогане, где богатство одних и нищета других освящены законом и положение человека в обществе определяется не трудом и способностями, а толщиной кошелька.

Я уже покупал подарки для родных и знакомых. А самыми дорогими подарками из-за границы были у нас тогда наручные часы да велосипед. И вдруг меня вызывает генерал-директор школы. Торжественно он объявляет, что мне, в числе немногих лучших выпускников, оказывается честь стать докторантом Сорбоннского университета.

Во Франции для научных работников не существует кандидатской степени. Выпускник высшего учебного заведения может без всяких промежуточных стадий готовиться к защите докторской диссертации. Я звоню в посольство, оно связывается с Москвой. Ответ категорический: поступать!

С грустью прощаюсь с товарищами. Через несколько дней они будут на родной земле. Как завидую им!

Итак, я докторант Сорбонны. Выбирая тему своей будущей диссертации, припомнил совет Климова о перспективах двигателей с впрыском топлива в цилиндры, и руководство университета утвердило эту тему.

В жизни моей мало что изменилось. Разве что работа стала более самостоятельной. Я сам теперь намечал план своих занятий. Раз в неделю мой научный руководитель интересовался, как идут дела, советовал, над чем работать. Мне отвели место в лаборатории, и на простеньком с виду одноцилиндровом двигателе я мог быстро менять агрегаты - тем самым в широких пределах варьировать термодинамические параметры. Но самым ценным в двигателе была возможность подключения разнообразной контрольной и измерительной аппаратуры. В лаборатории кроме меня трудилось еще два докторанта. Когда один из нас гонял двигатель, другие уходили в библиотеку. Университетская библиотека огромная, дело в ней налажено образцово: закажи любую книгу - через несколько минут ее доставят. А просматривать приходилось груды всевозможной литературы: не так-то охотно фирмы раскрывали свои секреты.

Соседи по лаборатории мне попались хорошие. По мере сил мы помогали друг другу: подготавливали оборудование для эксперимента, поддерживали чистоту и порядок в помещении. Я уже давно заметил: как только дело доходило до науки, хваленый французский сервис начинал хромать на обе ноги, если им не занимаются сами исполнители.

Шел четвертый год моей учебы в Париже. Жадно ловил вести с далекой Родины. Какие дела там! Днепрогэс, Магнитка, Сталинградский, Харьковский тракторные заводы, Комсомольск-на-Амуре... С затаенным дыханием следил я за подвигом героической папанинской четверки, за легендарными перелетами экипажей Чкалова и Громова в Америку через Северный полюс.

Между прочим, незадолго до перелета Чкалова я встретил в Париже одного из членов его экипажа - штурмана Андрея Юмашева.

- Изучаю литературу об Арктике, - поделился он со мной, но о предстоящем перелете не обмолвился и словом. Только намекнул: - Такое готовим - весь мир ахнет!

А еще раньше в Париже побывал Чкалов. На традиционной авиационной выставке в Большом дворце на Елисейских полях впервые появился стенд с советскими самолетами, который оказался в центре внимания посетителей. Здесь в толпе мы и встретились. Валерий Павлович узнал меня, обнял.

- А тебя каким ветром сюда занесло?

- Учусь в Сорбонне.

- Так ты, значит, здесь свой человек! Тогда не отходи от меня.

Чкалов придирчиво осматривал самолеты, представленные на выставке из многих стран. Но вскоре его обступила толпа. Все просили автографы, тянулись кто с тетрадкой, кто с книжкой.

- Погодите, погодите, - окал Валерий, - давайте уж по очереди.- В конце концов не выдержал и взмолился:- Хватит, у меня уже рука отнимается. Давайте я лучше расскажу о наших самолетах. И в первую очередь о самолете Н. Н. Поликарпова, который я испытывал.

Чкалов направился к советскому стенду. Плотная толпа двинулась вместе с ним. О любой машине Валерий Павлович говорил с увлечением, страстно, и я еле успевал переводить. Толпа, в которой преобладали французские рабочие, слушала притихнув. Чкалову было что рассказать: ведь почти каждую машину он сам испытывал, открывал ей дорогу в небо...

Из газет я узнал о событиях в Испании. Мятеж, поднятый генералом Франко и поддержанный фашистскими правительствами Германии и Италии, смертельной угрозой навис над демократическими завоеваниями испанского народа. "Правда" писала: "Борьба Испанской Республики против фашистской агрессии - не частное дело испанцев, а общее дело всего передового и прогрессивного человечества". Сотни, тысячи волонтеров-интернационалистов из всех стран спешили на помощь испанским республиканцам. Не могли оставаться в стороне и советские люди. Со всех концов необъятной страны летели в Москву письма с просьбой послать сражаться в Испанию.

Больше всего таких просьб поступало от воинов - летчиков, танкистов, артиллеристов. Отбирали лучших из лучших. Путь им предстоял нелегкий, Созданный в Лондоне так называемый "комитет по невмешательству" в дела Испании, по существу, стал пособником итало-германской агрессии, именем Лиги Наций он узаконил блокаду республиканской Испании. В то время как фашистские государства беспрепятственно посылали в распоряжение мятежников военную технику и целые дивизии солдат, всякая помощь законному правительству объявлялась вмешательством во внутренние дела Испании и категорически пресекалась. На пути волонтеров-интернационалистов возводились неимоверные препятствия.

В библиотеке советского посольства я просматривал свежие московские газеты, когда ко мне подошел знакомый сотрудник посольства и сказал, что сегодня в Руан прибудут товарищи из Советского Союза.

- Не хотите с ними повидаться?

- Конечно, хочу.

Часа через два я уже стоял в порту у трапа парохода. Товарищей узнал сразу, хотя гражданская одежда изменила их облик. Были среди них знакомые по Борисоглебской школе и академии. В такси разговорились. Ребята едут в Испанию. Но вот беда: говорят, летать придется на французских самолетах, а они о них ничего не знают. Успокаиваю:

- Это дело поправимое.

Вот и Париж с его шумом и сутолокой. Прошу шофера остановиться у книжного магазина. Возвращаюсь с пачкой пестрых буклетов, отпечатанных на шикарной глянцевитой бумаге. Французские авиафирмы не скупятся на рекламу. В пухлых проспектах найдутся и довольно подробные описания и чертежи самолетов.

- Изучайте, - говорю друзьям.

Они обрадованно развертывают цветастые брошюрки. И мрачнеют.

- Так здесь же не по-нашему писано...

- Ничего, помогу.

Едем на окраину. Тут много маленьких отелей, где весь персонал - от швейцара до управляющего - члены одной семьи. В таких гостиницах не придираются к документам, лишь бы постояльцы заполнили соответствующие анкетки, что я и делаю за своих друзей. Оставив в отеле багаж, идем обедать. Выбираем крохотный ресторанчик - бистро, располагаемся в полупустом помещеньице - летом все стараются усесться за столиками, вынесенными на тротуар. Сделав заказ официанту, разворачиваем проспекты, и я по чертежам объясняю друзьям устройство самолета, расположение приборов, особенности управления машиной.

Официант, подавая блюда, не обращает внимания на наше занятие. Французы привыкли к тому, что в ресторанах ведутся деловые разговоры.

На другой день я отвез товарищей на аэродром. По требованию "комитета по невмешательству" через границу в Испанию пропускались лишь лица испанского гражданства и происхождения. Поэтому перед посадкой в самолет, направляющийся в Мадрид, добровольцы получали новые паспорта - об этом заботились испанские товарищи, работавшие в Париже.

Среди товарищей, сошедших однажды в Гавре, я с радостью увидел своих сослуживцев по Борисоглебской школе Виктора Хользунова и Георгия Тупикова. Изменив обычаю, из порта повел своих друзей не в бистро, а в шикарный ресторан возле знаменитого театра "Гранд-опера". Расстилать чертежи здесь было, конечно, неудобно. Поэтому на память набросал на бумажной салфетке схему управления и вооружения бомбардировщика "Бреге-19", особое внимание уделил навигационному оборудованию, резко отличающемуся от нашего. Все обошлось хорошо. Оба моих друга прославились в боях за республиканскую Испанию.