Небольшого роста человек с кругленьким, благообразным лицом и черными с проседью волосами стоял у двери и почтительно кланялся.
— Это мой домашний врач, ваше священство, — сказал Борецкий, заметив подозрительный взгляд Шоневальда, — венецианец Миланио. Хороший врач, смею вас заверить!
— Ах, врач Миланио, я совсем забыл… — Шоневальд запнулся. — За приятной беседой я совсем забыл про свою болезнь. После очень трудного путешествия в Новгород у меня обострились боли в суставах. И я хотел с вами посоветоваться, дорогой Миланио.
— От ломоты в суставах, господин купец, — ласково улыбаясь, ответил врач, — я знаю хорошее средство. Накопайте навозных червей и наполните ими глиняный сосуд. Этот сосуд с червями облепите со всех сторон хлебным тестом и поставьте в горячую печь вместе с хлебами. Когда хлебы будут готовы, вынимайте ваш горшок. Дайте хорошенько отстояться содержимому и принимайте жидкость по ложке три раза в день.
— Мне ваше лекарство не совсем нравится, — брезгливо поморщился посол. — Нет ли другого средства, более, как бы сказать… приятного?
— С удовольствием, господин купец. — Миланио опять поклонился. — Есть еще одно средство, более сильное. Когда боль будет вас особенно мучить, велите подоить корову, тут же плюньте в молоко и дайте выпить собаке. Боль прекратится.
— У кого прекратится боль: у меня или у собаки? — злобно спросил Шоневальд. — Вы шутите, господин Миланио!
— Не шучу… Советую попробовать оба средства, господин купец, — еще раз поклонился венецианец.
— Я прошу вас, господин Миланио, — изменил тон посол, — посетить меня завтра и тщательно осмотреть для более правильного лечения… Вы разрешите посетить меня господину Миланио, господин?
— С удовольствием, ваше священ… господин купец.
Борецкий пошел провожать Шоневальда. Когда они вышли на каменное крылечко с колоннами и лепными украшениями, посол, глянув на проснувшийся город, сказал:
— Господин, я хотел бы быть незамеченным, выходя из вашего дома. Могут быть разные толки… Наше свидание должно оставаться в тайне.
Борецкий на минуту задумался.
— Хорошо, ваше священство, я проведу вас другой дорогой. — И он открыл небольшую дубовую дверь направо от главного входа.
Гость и хозяин поднялись по крутой каменной лестнице, прошли несколько богато убранных комнат, опять вышли на такую же лестницу с другой стороны дома и спустились вниз. Сюда не проникали солнечные лучи. Помещение освещалось тусклым светом слюдяного фонаря.
Борецкий остановился перед тяжелой дверью, окованной железом, и снял висевший на стене фонарь.
К удивлению Шоневальда, дверь открылась сама. Он не заметил, как Борецкий повернул крюк, на котором висел фонарь.
Пахнуло сыростью.
— Нагните голову, ваше священство, — предупредил боярин и пошел вперед, освещая путь.
Это был подземный тайник, выходивший прямо на кладбище у небольшой деревянной церквушки. Место было глухое, редко посещаемое горожанами.
Когда Шоневальд следом за боярином выбрался наверх по узкому сырому ходу, он с удивлением увидел, что поднялся из могилы: тяжелое каменное надгробие, повернувшись, открыло выход из подземелья.
— Идите туда, — показал Борецкий. — За тем кустом бузины найдете небольшую калитку.
Попрощавшись, посол стал пробираться чуть заметной тропинкой и скоро скрылся в густом кустарнике.
Неподалеку от хором боярина Борецкого жил степеннойnote 10 тысяцкий, югорский купецnote 11 Кузьма Терентьев. Его большой деревянный дом утопал в зелени. Купец славился своим богатством и огромным фруктовым садом. Здесь остановился всадник, промчавшийся мимо дома Борецкого.
Соскочив с коня, он нетерпеливо стал стучать в калитку, ударяя тупым концом короткого копья.
— Отворяй скорея! — торопил он подошедшего старика сторожа. — Из самого Торжка с вестями прискакал. Беда тама.
— Успеешь. Спит Кузьма Саввич. Не добудишься, поди! — ворчливо ответил старик, громыхая запорами.
Всадник ввел взмыленного коня во двор и передал поводья сторожу.
— Возьми! — торопливо сказал он и бросился к дому.
— Кузьма Саввич, господине! — теребил гонец за плечо тысяцкого. — Кузьма Саввич!
Терентьев только кряхтел во сне и отмахивался, словно от назойливой мухи.
Наконец он, еще сонный, сел на постели и зло спросил:
— Кто таков, что надобно?
— Московских купцов в Торжке сгубили! — выдохнул гонец. — Тех, что хлеб продавали. Семь человек, как одну душу, а восьмой убег, на коне спасся.
Тысяцкий сразу проснулся.
— Квасу! — грозно рявкнул он.
В соседней комнате послышались торопливые шаги. Кузьма Терентьев, спустив на пол голые тонкие ноги, громко, с хрипом дышал, царапая пальцами волосатую грудь. Испив холодного квасу, тысяцкий пришел в себя.
— Убивцы знаемы? — спросил он, утирая полотенцем мокрую бороду.
— Не знаемы, господине. Двух злодеев на торгу стражники схватили, а уберечь не смогли: до смерти самосудом народ забил.
— Иди в трапезную, — сказал, не поднимая головы, Терентьев, — скажи, пусть накормят. А я подумаю.
Прошло совсем немного времени, и из дома тысяцкого побежали слуги ко всем знатным новгородским купцам. Терентьев звал их к себе немедля для важных дел.
Note10
Степенной. — Так называли посадника и тысяцкого в отличие от «старых», то есть вышедших в отставку посадников и тысяцких.
Note11
Югорские купцы — особая группа новгородских купцов (Югорщина), торговавшая с населением северных земель (югрой).