Все молчали, разочарованные неудачей.
— Дозвольте мне, я попробую! — неожиданно раздался звонкий голос. — А ежели сук обломаю, все равно не утону. За ремень уцеплюсь. — Егорка схватил Амосова за рукав и с надеждой смотрел на него: — Дозволь, дедушка!
— Руками не удержишься, а вот ежели тебя веревкой обвязать, тогда, пожалуй, дозволю… — раздумывая, медленно говорил Амосов.
Он ласково положил свою руку на голову мальчика.
— Ну-ка, Дмитрий, обвяжи парня покрепче, его-то сук выдержит, — приказал Амосов дружиннику.
— Выдержит! — отозвались эхом обрадованные голоса. — Выдержит, Труфан Федорович, не сомневайся, а не выдержит — не утонет парень.
— Как до ели доберешься, твое дело — ремень привязать, да покрепче, милай, чтобы меня али Никиту выдержал, понял? — наказывал Дмитрий, пробуя узлы на спине у мальчика.
— Понял, дяденька, — ответил Егорка, искоса взглянув на большое тело Дмитрия. — Уж так завяжу, что и вдвоем с кормщиком не тяжко будет.
Дружинники рассмеялись, а Егорка, поплевав по-взрослому на ладошки, схватился за ремень и, быстро перебирая руками, повис над рекой. На середине пути мальчик по пояс оказался в воде: сук был слаб, и даже легкое Егоркино тело сгибало его Не успел Труфан Федорович с дружинниками охнуть, а Егорка уже спрыгнул на землю и возился у ели, привязывая ремень. Скоро он призывно замахал руками.
— Привязал Егорий, — заметил внимательно наблюдавший за мальчиком Труфан Федорович. — Молодчина парень! Мореход из него выйдет стоящий… Ну, Митрий, теперь твой черед! — обратился он к Головне.
Дмитрий собирался недолго. Нащупав нож у пояса и привязав топор, он ухватился за ремень. Перебравшись благополучно на островок, Дмитрий помахал рукой товарищам и вместе с мальчиком быстро скрылся в диких зарослях. С трудом пробираясь сквозь густой кустарник, плотно охвативший со всех сторон десяток тощих и высоких елей, они, тяжело дыша, вышли на противоположный берег острова и сразу же увидели Никиту на плоской вершине камня.
— Никита-а-а! — закричал Дмитрий.
Да куда там, рев водопада заглушал всё. Кормщик, не оборачиваясь, упорно продолжал смотреть на берег.
— Дяденька, а ежели камнем в кормщика — легоньким, вот таким? — показал мальчик зажатый в руке камень.
— А ты попадешь в Никиту-то?
— Таким камешком я малую пгицу отсель зашибу, — с гордостью ответил Егорка, — а то в Никиту! — И он ловко швырнул камень в спину кормщика.
Никита вздрогнул, обернулся и увидел на зеленом острове, у самой воды, Дмитрия и Егорку. Он обрадовался и сразу понял, что надо делать. Когда Дмитрий перебросил ремень. Никита продел его сквозь трещину в скале и закрепил за надежный, криво выступавший обломок.
С концом в зубах Дмитрий взобрался на ель, выросшую у самого берега, и намертво прикрутил ремень за ствол. Теперь осталось самое легкое. Тюки с товаром Никита подвязывал к протянутому над потоком ремню, а Дмитрий, оседлав еловый сук, орудовал веревкой, перетаскивая тюки через водопад.
Тем же путем выбрался на остров и Никита, изрядно промокнув в быстрых, пенистых струях реки. Обнявшись на радостях, они с тюками за плечами тронулись в обратный путь. Пока Дмитрий перетаскивал оставшийся товар, Никита и Егорка наладили отличную подвесную дорогу. Теперь по ремню, привязанному высоко, почти у вершины ели, груз скользил сам, падая прямо к ногам дружинников.
Крепко обнял и поцеловал Никиту старый мореход за находчивость и верную службу, обнял и поцеловал и Дмитрия.
— А ты, Егорий, — обратился он к мальчику, — веди назав-трие мать. Ежели она согласна, беру тебя с собой. На лодье в море пойдешь, сам морскому делу учить стану… Тебе-то ладно ли будет?
— Ой, как ладно, дедушка! — чуть слышно прошептал Егорка н бросился домой, шаркая голыми пятками по осыпающейся гальке.
Усталые, но довольные добрались мореходы к избушке. Здесь у карбасов, вытащенных на берег, лежали тюки с грузом, доспехи и оружие дружины. На большом вертеле целиком жарился жирный олень, распространяя вкусный запах. На радостях Труфан Федорович приказал открыть бочонок с лучшим заморским вином. И пока не показалось дубовое дно, не смолкли разговоры и песни… К полуночи лагерь заснул, стало тихо. Только прорывающийся сквозь шум водопада дикий плач сони и близкий волчий вой заставляли дозорного крепче сжимать копье.
Глава XXIII. ДРУЗЬЯ БОГА И ВРАГИ ВСЕГО МИРА
Гонец венецианца Миланио — Иван Калика задержался в крепости Выборг. Он долго не мог найти попутного судна в город Або.
Местные и иноземные корабельщики на просьбы Ивана Ка-лики отвезти его только качали головой, не соглашаясь уходить из гавани ни за какую плату. Корабли собирались в большие караваны и только во множестве осмеливались проходить места, где хозяйничали разбойники.
Потеряв почти месяц, Калика нашел хозяина маленького суденышка под названием «Слеза девы Марии», идущего в Або с грузом деревянной посуды, и уговорил взять его с собой.
Кормщик велел Ивану Калике прийти на судно с рассветом, а деньги за провоз заплатить вперед.
— Разбойников я не боюсь, — сказал на прощанье купец. — груз у меня незавидный. Деревянная посуда морским братьям не нужна. Они награбили столько добра, что могут кушать на золоте. И суденышко у меня маленькое да худое.
— А как знать разбойникам, что у тебя на судне? — полюбопытствовал Иван Калика. — А может, ты сокровища там прячешь?
Кормшик с таинственным видом оглянулся и, понизив голос, ответил:
— Морские братья всё знают, у них везде глаза н уши.
Иван Калика, расставшись с кормщиком, решил немного побродить по городу. Сделав несколько шагов, он неожиданно увидел молодую девушку в русском наряде. Иван Калика остановился, заглядевшись на красавицу.
«Нет краше во всем свете», — подумал он.
Видя, что девушка что-то разыскивает, Калика решился заговорить:
— Что ищешь, красавица, али потеряла что?
— Лодью попутную ищу, — ответила девушка, глянув на Ивана Калику. — Хочу в город Або попасть.
— Ты одна живешь? — подошел к девушке Калика.
— У дяди живу, купец он, медом торгует.
— А в город Або тоже с дядей плыть хочешь?
— Одна поплыву. В Або у меня брат живет.
Иван Калика долго не раздумывал.
— Вот что, девка, — сказал он: — я тоже в Або пробираюсь. У меня и лодейка одна сговорена, назавтрие в море плывем. Ты сестрой назовешься, вдвоем-то вернее… Согласна, что ль?
Девушка подняла на незнакомца большие глаза.
— Согласна я, спасибо, — ответила она.
— Ну и хорошо! — обрадовался Калика. — А звать тебя как?
— Варварой звать, — сказала девушка. — Когда приходить-то, рано ли?
— Вот к той лодейке махонькой, со щеглой[54] одной, — показал на суденышко Иван Калика. — К восходу солнешному приходи.
Девушка поклонилась незнакомцу и, не сказав больше ни слова, скрылась за тюками товаров, которыми была завалена набережная.
С тех пор как ушел Дмитрий, девушка не находила себе места. Грозное предчувствие томило ее сердце. Варваре казалось, что Дмитрий в опасности, что корабль, на котором он вышел в море, гибнет… Она сказала отцу:
— Батюшка, я пойду в Новгород встретить Дмитрия. Помоги мне.
Степан Тимофеевич замахал руками:
— Не пущу, и думать не смей!..
— По добру не отпустишь, так уйду, — тихо, но твердо ответила девушка. Всегда ласковая, покорная во всем отцу, сейчас она была неузнаваема.
Посмотрев на дочь, Котов понял, что Варвара не уступит. Не сказав больше ни слова, он вышел во двор и целый день, отводя душу, бранился с работниками.
Наутро Варвара, одетая по-дорожному, с узелком в руках, пришла к отцу прощаться.
— Вот ты какая! — посмотрев на дочь, сказал Степан Тимофеевич. — А я и не знал. Думал, ты в мать пошла, а нет — моя кровь… — Он запнулся и, всхлипнув, махнул рукой. — Ну, вот что, девка, иди! Работников с тобой пошлю, денег дам. Иди к своему медведю!
На следующий день с первыми лучами солнца шестеро работников Степана Котова, усадив девушку в большой карбас, вышли на Выгозеро. На руле сидел старый пастух Одноуш: увидев однажды на руке Варвары перстень с черным жуком, он, чем только мог, старался услужить девушке. Теперь он взялся проводить Варвару до Повенца.