Вот стоит настоящая знатная дама, подумал баронет. Пожалуй, сейчас она выглядела лет на десять взрослее, чем в тот день, когда он вел ее к алтарю.
– Добрый день, сэр Перран, – кивнула она.
Он поспешно поднялся со стула. Джулия скользнула чуть удивленным взглядом по картонке, которую он все еще держал в руке, но тут же, видимо, потеряла к ней интерес. Подойдя к камину, она опустилась в голубое кресло напротив гостя. Неглупо, подумал он; она хочет говорить с ним на равных.
– Что вам угодно? – осведомилась она.
– Хочу преподнести вам небольшой подарок, – сказал он и протянул ей картонку.
Вместо того, чтобы взять ее, Джулия сложила руки на коленях, и ему пришлось поставить картонку на пол возле ее кресла.
– Зачем вы пришли, Перран? – помолчав, спросила она.
– Я пришел повидаться со своей женой, – отвечал он.
На ее щеках проступил слабый румянец. Возможно, подумал баронет, она смущена его визитом несколько больше, чем хочет показать.
– Я вам больше не жена, – сказала она.
У него вдруг перехватило дыхание.
– Что за чушь? Вы леди Блэкторн, и, пока я жив, будете моей женой. – Почему, черт побери, ее слова так задели его? Боясь, что вот-вот может потерять самообладание, сэр Перран вздохнул как можно глубже и приказал себе успокоиться.
Джулия окинула его равнодушным взглядом.
– Это не чушь, и вы знаете это не хуже меня. Вы обманом заставили меня вступить в брак…
– Тут я вынужден с вами не согласиться. Вы сами хотели этого брака, потому что вам нужны были мои деньги. Вам ведь надо было заботиться о сестрах.
– Вы украли у меня письма Эдварда – этого я вам никогда не прощу… как не прощу холодности вашего сердца.
– Мое сердце не всегда было таким холодным, – неожиданно для себя самого произнес он. С ним происходило что-то странное. Сердце как безумное колотилось у него в груди; он заговорил торопливо, глотая концы слов, чего прежде с ним никогда не случалось. – Я могу любить… Могу любить тебя… По-своему я всегда тебя любил. – Что он несет?! Зачем он позволил этим словам вырваться наружу?!
Вот он уже вскочил на ноги и, отбросив в сторону ненужную трость, бросился перед нею на колени. Или это не он, а кто-то другой схватил ее руки и начал покрывать поцелуями ее ладони и запястья, не он с рыданиями умолял ее вернуться на Гроувенор-сквер?
– Ты моя жизнь! Я не могу без тебя!..
Он смотрел на Джулию сквозь наплывы какого-то тумана, и ее золотые волосы казались ему черными, а изумрудно-зеленые глаза – голубыми, как сказочно-далекие моря.
– Милая моя, разве он лучше меня? Что он может тебе дать? Ничего! Я же дам тебе все – все, чего ты только пожелаешь! Хочешь, мы нарожаем с тобой десяток детей?..
Прекрасная, желанная!..
«София!» – рвался крик из глубины его сердца.
Он поднялся с колен и потянулся к ней. Она отвернула лицо – в прошлый раз было не так, пронеслось у него в голове, – но ему все же удалось добраться до ее губ. В ту же секунду его рука отыскала ее груди и начала мять их, другая рука обхватила ее за талию и легко подняла с кресла. Как она ни отбивалась, он лишь грубее стискивал ее и безжалостней впивался в ее рот. Рука, уже съехавшая с ее талии вниз, судорожно сжимала ее ягодицы…
Неожиданно его плечо пронзила острая боль, и он разжал руки. Джулия, потеряв равновесие, упала на пол между диваном и креслом. В руке у нее блеснули ножнички для рукоделья: их крошечные острые лезвия были обагрены кровью.
Баронет схватился за плечо. Оно разламывалось от боли – видимо, рана была глубокая.
– Что за шутки? – вскричал он, чувствуя, что с ним опять происходит какая-то чертовщина. Волосы Джулии, только что черные, как смоль, на его глазах делались ослепительно-золотыми. – Вы моя жена, и я имею право поцеловать вас!..
– Нет у вас никакого права! – задыхаясь, проговорила она, поднимаясь на ноги и держа ножнички перед собою с таким видом, будто при малейшей угрозе собиралась снова пустить их в ход. – А теперь убирайтесь и не смейте больше сюда являться! Когда-то я надеялась пробудить в вас любовь, но потом поняла, что подобные чувства попросту недоступны вам. Уходите! – По ее щекам покатились слезы.
Он поднял с пола трость и сделал шаг в сторону Джулии. В голове его все перемешалось: в эту минуту он видел их обеих – Джулию и Софию – и помнил только, что они обе его предали. Больше всего он хотел сейчас причинить Джулии такую же боль, какую она причинила ему. Уничтожить ее, думал он, швырнуть на пол и бить тростью до тех пор, пока она не испустит дух.
Но туман уже рассеивался перед ним, и вскоре он отступил на шаг и улыбнулся. Он понял, как лучше и вернее ее уничтожить.
– Надеюсь, ваша новая шляпка вам понравится, – сказал он, указывая на картонку на полу. – Кстати, я приобрел ее у «Оливии».
Когда он ушел, Джулия опустилась в кресло и долго сидела без движения, глядя в огонь. В руке она машинально сжимала маленькие ножнички. Налитые кровью глаза сэра Перрана все еще маячили перед ней. Ей казалось, что в какое-то мгновение он готов был ее убить.
Больше всего на свете Джулии хотелось сейчас поговорить с леди Тревонанс, попросить у нее совета. Как жаль, что маркиза с мужем уехала в Брюссель!
По-видимому, ненависть, снедавшая душу сэра Перрана, была безмерна, и теперь уже ничто, кроме развода, не могло спасти Джулию от его мести. Конечно, для развода требовалось разрешение парламента, но, взвесив все, Джулия решила, что будет добиваться от супруга согласия на развод, чего бы ей это ни стоило. Она не могла больше находиться в зависимости от того, кто своим поведением недвусмысленно давал ей понять, что рано или поздно намерен подчинить ее своей воле.
Может быть, съездить к нему на Гроувенор-сквер? – размышляла она. Впрочем, принимая во внимание характер его визита к ней, вряд ли это было бы благоразумно. Лучше уж подойти к нему на каком-нибудь вечере или балу и потребовать развода, не подвергая опасности свою жизнь и честь.
Теперь, когда решение было принято, Джулия начала высматривать сэра Перрана во всех залах и гостиных, но он, как назло, перестал ей встречаться. А вдруг его рана воспалилась? – с тревогой думала она, и от этого в душе у нее все переворачивалось. Неужели все это происходит с нею, притом наяву, а не в кошмарном сне? Скажи ей кто прежде, что она способна нанести удар холодным оружием собственному мужу, она ни за что бы не поверила – но, с другой стороны, разве могла она поверить, что сэр Перран способен на такую низость?
После злополучного визита сэра Перрана прошла уже неделя, потом полторы. Июнь вступил в свои права, но Джулия все еще не видела баронета. Всякий раз, когда кто-то спрашивал, «скоро ли переловят всех крыс на Гроувенор-сквер», она привычно отшучивалась.
Даже леди Каупер, с которой они беседовали в среду у Алмака, осведомилась не без лукавства:
– И что вы намерены делать теперь, когда самой большой крысы уже нет на Гроувенор-сквер?
Джулия рассмеялась, потому что положила себе за правило относиться к подобным вопросам с легкостью, но что-то в словах леди Каупер насторожило ее, и, помолчав, она спросила:
– Простите, я боюсь, не ослышалась ли я. Вы точно сказали, что самой большой крысы на Гроувенор-сквер уже нет? Следует ли это понимать так, что сэр Перран уехал из Лондона?
– Именно так. Я сознаю, что все эти шутки по поводу сэра Перрана и крыс на Гроувенор-сквер надоели вам до смерти. Просто хочется знать, что вы намерены делать теперь, когда он наконец-то отбыл, – вернетесь на Гроувенор-сквер или будете дальше проявлять свою независимость?
Какое-то время Джулия не отвечала, молча глядя на свою собеседницу. Новость леди Каупер ошарашила ее, и сердце оглушительно барабанило у нее в ушах. Наконец она словно очнулась и, прикрываясь веером, зашептала:
– Я не знала, что сэра Перрана нет в столице. А вам, может быть, известно и то, в какие края он направился?