— Кто-то должен сдаться, Габриэлла. Со мной это не сработает, — сказал он, будто я чего-то не понимала.
— Со мной тоже, Пэкс. Что ты предлагаешь тогда?
— Этот разговор не окончен. Есть причина, по которой ты не хочешь пойти со мной туда. Обещаю, ты расскажешь мне прежде, чем эта ночь закончится. Имей в виду.
— Ага, имею, — сказала я с чрезмерным высокомерием.
Его ноздри раздулись, и, клянусь, я услышала рык, но он молчал. И так меня оставили одну. Пэкстон развернулся и пошел к нашим соседям. Тем, кто ненавидел меня за что-то, чего я не помнила. За что-то плохое.
Я пережила игру, изо всех сил стараясь держать себя в руках. Молча молилась и просила Господа вернуть мне память, затем наоборот — молила никогда мне ее не возвращать. Не думаю, что хотела вспомнить все. Не уверена, что я была тем человеком, которым себя представляю. И если быть честной, я боялась, что не понравлюсь себе. Или дело было в Пэкстоне. Неужели я боялась, что больше не буду нравиться ему?
Три отчаянные домохозяйки держались вместе. За все время ни одна из них не сказала мне ни слова. Триша прошла прямо мимо меня в уборную с телефоном у уха. Шейла и Кэндес притворились поглощенными беседой, когда игра закончилась. Напряжение было сильным, и все его чувствовали. Парни кивком поприветствовали и попрощались со мной, прежде чем пойти за своими отпрысками.
Даже Офелия и Роуэн почувствовали его. Клянусь, они решили остаток дня быть худшими детьми в мире.
Роуэн ударила Офелию. Офелия назвала Роуэн тупицей. Они поругались из-за глупого карандаша, который Роуэн нашла на своем сидении. Он был розовым, а значит принадлежал Офелии. И все это по дороге из парка в загородный клуб. Наверное, минут двадцать.
Я массировала виски, когда мы заезжали на парковку. Офелия верещала невероятно длинное «неееет».
В этот раз Пэкстон усмирил их.
— Хватит! — Даже я подпрыгнула. — Вылезайте из машины и прекращайте. Никаких больше драк сегодня. Вы меня поняли? А?
— Да, — ответила Офелия тихим, испуганным голосом.
— Роуэн? — спросил он таким же строгим тоном, соответствующим злой мимике бровей.
— Хорошо, — ответила она своим мягким голоском.
— Отлично, теперь забейте пару мячей в лунки. — Пэкстон щелкнул языком и подмигнул, давая им знать, что он не злится. Мне он тоже подмигнул. Мое сердце затрепетало. Это чувство я бы описала как блеск, сверкающий у меня в груди. Черт. Это не значит ничего хорошего.
Пэкстон был более одержим гольфом, чем бейсболом. Я смотрела, сидя на жесткой скамье под кленом, благодарная за минуты тишины. У меня болела голова в задней части глаз. Устойчивая пульсация слышалась в обоих ушах.
Мой мозг наполняли триллион вопросов, но ни на один из них не было ответа. Ни единого. Но их могли дать. Например, Лейн. Он может знать. Я посмотрела на Пэкстона, стоящего за Роуэн, и на свой телефон. Был ли у меня его номер?
Моя спина выпрямилась, а рука полезла в сумку. Убедившись, что Пэкстон не смотрит на меня, я включила телефон. Ну, конечно. Номер Лейна был где-то в середине моего списка контактов. В истории звонков не было ни одного вызова, ни одного сообщения. Конечно, это не удивило меня. Пэкстон постоянно брал мой телефон, чтобы проверить. Я не говорила ни с кем, кроме него. А потому мне было все равно. Он мог смотреть, что хотел. Единственные сообщения, что он мог там найти, были от него.
Оба моих больших пальца быстро заскользили по экрану.
Габриэлла: Что за хрень? Объясни, что происходит.
Я тут же удалила сообщение и принялась ждать, и ждать, и ждать. Лейн не ответил, и мой единственный шанс ускользнул от меня, прихватив с собой надежду.
Пэкстон спрашивал о драме на бейсбольном поле несколько раз в течение дня. Я все время повторяла, что ничего не произошло. Что я просто засомневалась. Но он не повелся на это.
Вечером я приготовила легкий ужин, и мы поели на летней кухне возле бассейна. Куриный салат и овощи на гриле. У меня и Роуэн курицы не было. Она недавно решила, что тоже не хочет есть мясо. Кроме хот-догов и пепперони.
— Можно нам теперь в бассейн, папочка? — спросила Роуэн, съев полпорции.
Пэкстон указал ей на тарелку.
— Нет, ты едва прикоснулась к еде. Сначала поешь.
— Я почти доела, — сказала Офелия, натыкая на вилку картошку и закидывая ее в рот. — Я раньше залезу.
Я дважды ударила вилкой по своей тарелке, привлекая ее внимание.
— Фи, прекрати. Ешь медленнее или вообще не полезешь в бассейн.
— Не-а, папа сказал, что можно. Да, папа? — спросила она, глядя грустными глазками слева от себя. Пэкстон растаял, позволяя обвести себя вокруг пальца.