Маркус снова поцеловал ее. На этот раз он дал волю рукам и с наслаждением мял ее ягодицы, прижимал ее низом живота к своему телу. Целовать ее вот так, ощущая нежные округлости женственной фигуры, — сладкая мука, блаженная агония! Все его нервы напряглись от желания овладеть ею.
Маркус поднял голову и огляделся, а потом медленно и неохотно, но решительно ее отстранил.
— Едва ли мы сможем заняться любовью посреди накрытого к завтраку стола, — улыбнулся он.
Изабел заставила себя окинуть столовую взглядом. Красивая комната. На блестящем дубовом полу лежал шерстяной ковер в нежных оттенках кремового, розового и голубого, на окне висели занавеси цвета слоновой кости в розовую крапинку. Повсюду стояли удобные кресла. Буфет вишневого дерева был уставлен закрытыми блюдами, а овальный стол, покрытый девственно-белой льняной скатертью, украшала ваза с лилиями и папоротниками. На столе стояли высокие хрустальные солонка и перечница, молочник и сахарница и блюдца с джемом. Следы трапезы Маркуса находились тут же, во главе стола: пустые тарелка, блюдце, чашка и стакан.
Изабел хихикнула, представив себе, как бы они занялись любовью посреди всего этого сервированного великолепия.
— Ты прав. К тому же что подумает Томпсон?
Будто по сигналу раздался стук.
Маркус любезно отошел от двери, и вошел Томпсон с тарелкой, над которой поднимался аппетитный парок. Он поклонился и улыбнулся Изабел:
— Ваша горничная сказала, что вы уже проснулись и что вы очень любите яйца в мешочек.
— Спасибо, — поблагодарила его Изабел.
И хотя завтрак — последнее, чего ей сейчас хотелось, она послушно потянулась к тарелке и положила себе несколько яиц. Томпсон суетился вокруг: наливал ей кофе в чашку, предлагал ломтик-другой бекона, клубники или сливок.
Маркус с удивлением наблюдал за ужимками дворецкого. Похоже, его жена похитила еще одно сердце.
Когда Томпсон удалился, предупредив, что Изабел стоит только позвонить, если ей что-то понадобится, Маркус подошел к буфету и, взяв чашку, налил себе еще кофе. Усевшись за стол, он принялся наблюдать, как Изабел уплетает яйца.
— Проголодалась? — с улыбкой спросил он.
Она улыбнулась в ответ:
— Как всегда. Разве не помнишь, сколько я съедала, когда была маленькая?
Он кивнул. У него накопилось множество приятных, восхитительных воспоминаний о ней: Изабел в этой комнате, в других, в саду. Интересно, а как сложились бы их судьбы, если бы он еще юношей не оказался по воле обстоятельств ее опекуном? Если бы их жизни не переплелись так причудливо, если бы они не стали противниками, сумел бы он понять, что чувствует к ней не просто привязанность, а нечто более глубокое и сильное?
Он смотрел на крахмальную скатерть невидящим взглядом. До сих пор он помнил их первую встречу так ясно, как будто она произошла только вчера. Изабел не исполнилось еще и полугода, но она живо вертела огненноволосой головкой и хваталась за жизнь, как и за все, что ее интересовало, крохотными ручками. Он улыбнулся. Маркус прекрасно помнил тот момент, когда эти огромные глаза, тогда еще по-младенчески облачно-голубые, впервые взглянули на него, неловкого девятилетнего мальчугана. Он с родителями приехал в Данем-Мэнор в гости, и сэр Джордж с гордостью демонстрировал им свое чадо. Взрослые ворковали вокруг нее, но Изабел, не обращая на них внимания, безошибочно устремила взгляд на него и с радостным гулением потянулась к Маркусу обеими ручонками. Маркус — его подтолкнула мать — осторожно протянул ей палец. Со счастливым смехом она плотно сомкнула свои пальчики вокруг него, и какое-то время они просто смотрели друг на друга.
Маркус покачал головой. Возможно, связь между ними возникла еще тогда? Это казалось невероятным, он был обычным девятилетним школьником, которому не особенно были интересны крикливые младенцы, но в тот момент что-то определенно произошло.
— Ты молчишь. О чем задумался? — спросила Изабел.
— О том, как в первый раз тебя увидел, — улыбнулся он. — Крикливую малявку, которая уже тогда хотела все сделать по-своему.
Изабел улыбнулась:
— Есть вещи, которые не меняются никогда, не так ли?
Он рассмеялся:
— Да, это так! Так как бы тебе хотелось провести день?
В глазах ее зажегся задорный огонек.
— За осмотром твоих конюшен. Я должна сама проверить, есть ли условия для содержания моих лошадей, особенно если Ураган будет жить здесь.
Этим они и занялись. Маркус с улыбкой наблюдал за тем, как Изабел совершала обход новых владений. Да, не многие невесты захотели бы провести первые дни замужества, топая по конюшням. Изабел неутомимо обследовала стойла, холеных чистокровных лошадей, со знанием дела разговаривала с грумами и конюшими, осматривала прилегающие к конюшням загоны… Маркус волей-неволей таскался следом. Закончилась инспекция долгим разговором с Уорли, его главным конюхом.
Маркус почти ничего не говорил. Он доволен был уже тем, что стоит рядом с женой, смотрит на нее, слышит ее. Но он подозревал, что его кошелек изрядно истощится, прежде чем Изабел удовлетворится тем, как содержатся ее драгоценные кони. И он не ошибся.
Они возвращались в дом ближе к вечеру. Шли медленно и молчали, рука Изабел лежала на его руке. Оба наслаждались нежным майским предвечерьем, напоенным запахом цветущих яблонь и роз.
— Ну и?
Она бросила на него быстрый взгляд:
— Это будет стоить больших денег.
Маркус кивнул, в серых глазах затаилась улыбка.
— Я уже сам пришел к этому выводу по обрывкам вашего с Уорли разговора, которые слышал.
— Ты же знаешь, у меня немалое состояние, — отрывисто сказала она. — Тебе не обязательно все оплачивать самому.
— Изабел, — сказал он с предупреждением в голосе.
— Хорошо. Мы с Уорли оба считаем, что нужна еще одна конюшня.
Маркус молчал.
— А лучше две, — продолжила она. — В конце концов, у меня тоже есть несколько лошадей. И мы решили, что необходимы еще крытые переходы из одной конюшни в другую, чтобы облегчить перемещение в плохую погоду и животным, и людям.
— Удобно, — нейтрально отозвался Маркус. Над ним нависла перспектива строительства: разруха и суета на несколько месяцев, которая отразится и на конюхах, и на животных, и на нем. Он вспомнил ту спокойную, тихую, размеренную жизнь, которую вел до рокового утра, когда встретил Изабел с Уитли на дороге в Мэннинг-Корт. А в Шербрук-Холле очень скоро поселится энергичный двенадцатилетний мальчуган… Мальчуган, чья мама уже начала вносить изменения в его некогда безмятежное существование. Но так ли уместно слово «безмятежность», подумал вдруг Маркус. Как ни странно, при мысли о прежней жизни ему на ум приходило слово «скука».
Он взглянул на Изабел, которая робко смотрела на него. Он подозревал, что, будучи женатым на Изабел, он забудет о скуке до конца своих дней.
Какой-то озорной бесенок внутри его заставил спросить:
— А что, если я не дам на это добро?
К его абсолютному восхищению, но не к удивлению, она прищурилась и упрямо вздернула подбородок. Как же хорошо он знал этот жест! Изабел вырвала у него руку и с жаром заявила:
— Ты не посмеешь!
Он засмеялся и притянул ее к себе:
— Конечно же, нет. Я буду смиренным и обожающим мужем.
Она фыркнула, но гнев ее истаял.
— Я знаю, это большое предприятие, — сказала она с тенью беспокойства во взгляде, — и денег потребуется немало, но, Маркус, это действительно необходимо, если мы намерены превратить Шербрук в ведущий конный завод!
— А разве мы намерены? — невинно поинтересовался Маркус.
Догадавшись, что он просто дразнит ее, она улыбнулась и, обвив его шею руками, счастливо заявила:
— Несомненно!
Они вкусили легкий ленч во внутреннем дворе и после отправились неспешно прогуляться по окрестностям. Разговор переходил от одной темы к другой. Прожив всю жизнь по соседству и будучи знакомыми с детства, они не мучились неловкостью, которая так часто досаждает новобрачным. Не многим дано счастье такого легкого и непринужденного общения. Воздух между ними вскипал от сексуального желания, руки и взгляды встречались часто, и они подолгу задерживались в покровительственной тени деревьев, обмениваясь поцелуями и нежным шепотом.