Полицейские рады до жути. Еще бы, за мою поимку ведь солидная награда положена. Может, еще и повышение дадут. А уж как коллеги им будут завидовать. Пытаюсь себя хоть как-то успокоить, но не получается. Слишком хорошо представляю, что меня ждет. Скоро, кажется, как раз откроются большие торги невест. Вероятнее всего меня допросят, подержат какое-то время под замком, а потом на торги, где опекуном представят государство — деньги в бюджет тоже должны идти, а девицы без родственников обязаны иметь поддержку в виде мужчины. Ладно, это не конец. Все равно сбегу, а вероятному мужу отрежу все самое ценное, если полезет ко мне.
Мы приехали, под удивленными взглядами полицейских меня провели по коридорам. Заперли в пустой силовой камере, и мои конвоиры с чувством выполненного долга отправились строчить отчеты. Поймали слабую девушку и рады. Сползла по стене прямо на пол и уткнулась головой в колени. По щекам потекли горькие слезы обиды. Как там Лойки? Что теперь будет? Не хочу проходить через все это унижение с торгами и становиться чьей-то рабыней.
В первый день ко мне приходило много людей. Целые делегации. Полицейские и высокие чиновники пытались о чем-то расспрашивать, пускали на меня слюни, пожирали взглядами. Я на все отвечала стандартно — потеряла память, кто я, не знаю, родственников не помню. Ближе уже к вечеру некоторые чиновники стали смотреть на меня совсем уж сальными взглядами, но тут меня отправили на мерзкую медицинскую проверку. Проверили все. Вшей нет, генетических болезней тоже, на текущий момент здорова, а еще…
— Она девственница! — восторженно произнес проверяющий меня гинеколог, на чье кресло меня усаживали силой сразу трое полицейских, а потом еще и приковали к этому пыточному агрегату наручниками.
Когда этот кошмар закончится? Единственный хороший момент — сальными взглядами на меня после кабинета гинеколога смотреть перестали — данные занесены в карточку и отправлены в вышестоящие органы. В досье на невесту будет стоять важная для торгов пометка, которую нельзя уже будет проигнорировать.
Жутко все неприятно. Чувствую себя трофеем и зверьком на выставке. Окружающие меня мужчины смотрят на меня, раскрыв рот, и ловят каждое слово, когда я пытаюсь что-то им объяснять про права человека. Ага, обезьяна заговорила, да еще и заумными терминами. Именно так меня воспринимают и ни капли не обижаются, когда я их посылаю куда подальше самым отборным матом. Для моих конвоиров все в диковинку.
Ночью почти не спала — металась из угла в угол и думала, как выбраться из передряги. Ничего на ум хорошего не пришло. Без магприборов ничего сделать не смогу. Может, голодовку хотя бы объявить? Нет. Не буду. Мне силы нужны для побега, а голодовкой все равно ничего не добьюсь. Пару дней вокруг меня был все тот же переполох, хотя посетителей стали пускать все реже и реже, и вскоре я стала видеть возле своей камеры только полицейских. Прошла уже неделя. В один из дней около моей камеры оказался Керл. Мужчина выглядит печально. Приникла к силовому полю, чтобы быть ближе к своему единственному источнику информации.
— Как Лойки?
— Все в порядке с этим пацаном. Только по тебе убивается. Гебл говорит, что он все время что-то мастерит. Может, побег тебе готовит, не знаю. Я это, ненадолго. Едва удалось к тебе пробиться. Хочу сказать: жаль, что не получилось. Мальчишки по тебе очень скучают, просят передать, что если что, всегда помогут, чем смогут. Им что-то передать?
— Да, скажи… у меня все в порядке. Пусть не переживают. Сразу как появится возможность, я с ними свяжусь. Лойки пусть себя не винит ни в чем, он ничего не сделал неправильного.
— Хорошо.
— Когда торги?
— Скоро. Через три дня. Я действительно хочу помочь, но тебя усиленно охраняют, словно самое ценное сокровище.
— Как же тебе удалось пробраться?
— У меня тоже есть допуск для охраны заключенных, другой вопрос, что тебя рвутся охранять все кому не лень, чтобы взглянуть на необычную узницу.
— Понятно, — я сникла.
— Держись. Когда тебя замуж выдадут, возможно, получится сбежать, и мы все тебе в этом поможем, но, боюсь, тебя выкупит толстосум с хорошей охраной.
Керл ушел. Все печально, но зато теперь я знаю, что Лойки жив и здоров.