Император шел во главе, а Лу Цзин и Сяо Чэнцзюнь замыкали шествие с каждой стороны. За ними маршировал королевский почетный караул, а следом шли представители знати и сотня чиновников императорского двора.
*Обычно это ряд прямоугольных каменных блоков, вырезанных в виде драконов, и как правило инкрустированных в пол или установленных на земле. Это обычная деталь в императорских комплексах.
Царственная процессия остановилась перед главным залом. Перед нефритовой лестницей стоял человек в изысканной официальной одежде и кланялся при появлении императрицы. Это был церемониймейстер, возглавлявший сегодняшние обряды.
Это был евнух Шэнь Лянь! Лу Цзин был потрясен до глубины души. Гражданские чиновники и дворяне, стоявшие за его спиной, тихонько щелкали языками в знак неодобрения.
Поклонение императорским предкам было невероятно важной церемонией в императорской семье. С начала времен официальное лицо, выбранное для проведения этого обряда, всегда было почетным и уважаемым гражданским чиновником, а в древние времена для этой должности даже существовал специальный пост.
Никто и никогда не слышал, чтобы евнух возглавлял императорские обряды поклонения предкам — это было совершенно неуместно.
Лу Цзин не мог не взглянуть на Сяо Чэнцзюня. Наследный принц почувствовал его взгляд и слегка повернулся, взглядом давая понять, что не стоит беспокоиться. Затем он опустил взгляд, как будто ничего не видел.
Император Чундэ был совершенно безразличен. Очевидно, он знал об этой договоренности
Он жестом велел Шэнь Ляню подняться.
— Ваше Величество!
Прежде чем Шэнь Лянь успел сказать хоть слово, Имперский Цензор Гэн Чжу поднялся и преклонил колено перед императором.
— Ваше Величество, Императорский Храм Предков — святое место поклонения императорской семьи. Евнуху не подобает быть церемониймейстером!
Как только эти слова покинули уста императорского цензора, барабанный бой прекратился, и в толпе воцарилась тишина. Выражение лица Шэнь Ляня осталось неизменным. Другие императорские чиновники не проронили ни слова, а вельможи сделали вид, что ничего не слышали.
— Евнухи Министерства внутренних дел также считаются чиновниками в моем правительстве — почему евнух не может быть церемониймейстером? — сурово спросил император Чундэ, нахмурившись.
Он не придал значения просьбе Шэнь Ляня, высказанной несколько дней назад, возглавить сегодняшние обряды. Это не было серьезным делом; почему же Императорский Цензор говорил так, словно совершил невероятную глупость?
— Ваше Величество! Император — Сын Неба, и это святое место упокоения императорской семьи Сяо. Как можно позволять кастрированным мужчинам открывать здесь рот? — Гэн Чжу убедительно просил императора своим нарастающим голосом, выпрямив шею, чтобы посмотреть на императорский лик.
Когда Шэнь Лянь услышал слова «кастрированные мужчины», выражение его лица стремительно потемнело. Император Чундэ также почувствовал, что его поставили в затруднительное положение; что, Гэн Чжу ожидал, что он прикажет Шэнь Ляню снять с себя церемониальные одежды здесь и сейчас?
— Ваше Величество, благоприятный час быстро приближается, сегодняшняя церемония должна сообщить императорским предкам о браке наследного принца, и мы не должны упустить подходящий момент, — глубоким голосом сказал правый министр Чэнь Шичан, выходя вперед.
Левый министр взглянул на него, а затем молча опустил глаза.
Слова правого министра имели большой вес. Император Чундэ кивнул головой и стал подниматься по нефритовой лестнице.
— Ваше Величество! — Гэн Чжу отказался сдвинуться с места. — Если Ваше Величество отказывается поменять церемониймейстера, я буду стоять здесь на коленях, пока Вы не передумаете!
— Лорд Гэн, вы могли бы возразить против моего назначения и раньше. Зачем ждать до сих пор? Вы просто пытаетесь усложнить жизнь Его Величеству? — спросил Шэнь Лянь с холодной улыбкой.
Услышав это, император Чундэ еще больше убедился в правильности своего решения.
— Если вы хотите преклонить колени, то преклоняйте, — сказал он, презрительно фыркнув.
Он прошел вперед, обойдя Гэн Чжу, и ступил на нефритовую лестницу. Императорский Цензор был словно валун, а люди, поднимающиеся по нефритовой лестнице, были водой, текущей вокруг него.
Шэнь Лянь улыбнулся, следуя за императором по ступеням, и встал на место церемониймейстера, напевая своим высоким тонким голосом шаблонные фразы обрядов.
Кто победил, а кто проиграл — результат был ясен как день.
Лу Цзин взглянул на императорского цензора, поднимавшегося по нефритовой лестнице вслед за императрицей. Тот выглядел так, словно его поразила молния. Он был прав по всем пунктам, но никто не осмелился сказать ни слова в его защиту.
Императорский храм предков был местом упокоения всех императоров династии Ю, включая первого императора-основателя. Каждый раз, когда проводилась церемония почтения к ним, все их скрижали выносили и помещали в переднем зале, чтобы им можно было поклоняться вместе.
После завершения сложной церемонии император и императрица должны были привести новобрачного наследного принца и его супругу, чтобы те поклонились портретам предыдущих императоров и императриц во внутреннем зале.
Со времен императора Шицзуна все императрицы были мужчинами. Когда Лу Цзин один за другим преклонял колени перед их портретами, он подумал, что они выглядят примерно одинаково — величественные, с мудрыми морщинистыми лицами.
Он бросил взгляд на Сяо Чэнцзюня, который стоял рядом с ним. Все члены семьи Сяо, безусловно, были хороши собой, но как этим портретистам удалось сделать императорских монархов такими старыми и непривлекательными?
Взять, к примеру, последнего императора, императора Жуй-цзуна. Лу Цзин познакомился с ним еще в детстве, и даже в шестьдесят лет он оставался внушительным, красивым мужчиной. Он совсем не был похож на исхудавшего старика с картин.
Лу Цзину и Сяо Чэнцзюню приходилось трижды кланяться перед каждым портретом. Если бы Лу Цзин не принял раньше обезболивающее лекарство, он бы, наверное, упал в обморок. Поклонившись императору Жуй-цзуну, Лу Цзин встал и тут же почувствовал, что падает в обморок. Если семья Сяо будет править еще много поколений, то после каждой церемонии поклонения предкам им, вероятно, придется выносить императорскую семью на носилках.
Гэн Чжу все еще стоял на коленях, когда они закончили. Палящее полуденное солнце падало на него, отбрасывая резкие угловатые тени на его лицо, которое по-прежнему сохраняло праведное выражение.
— Ваше Величество, церемония закончена. Возможно, вам следует пригласить Имперского цензора подняться? — негромко произнесла императрица.
Император-основатель придавал большое значение свободе слова и постановил, что чиновники, высказывающие свое мнение, не должны подвергаться наказанию, даже если они придерживаются инакомыслия.
То, что Гэн Чжу продолжал стоять на коленях, по правде говоря, смущало императора Чундэ. Услышав предложение императрицы, он кивнул и жестом приказал своему личному евнуху Хуай Чжуну помочь императорскому цензору подняться.