– И ещё одно, Стюарт, – я снова ловлю его внимание. – Нужно вымыть руки той дезинфицирующей фигнёй перед тем, как прикасаться к нему. Ну, знаешь, чтобы не попали микробы.
– Дезинфицирующее средство. Понял, – кивает он. – Я хорошо позабочусь о нём, Джейк.
– Я знаю.
А затем я следую за Джошем, вниз к ряду лифтов. Сердце тяжело стучит в моей груди. Страх проходит через всё моё тело от мысли, что я смогу увидеться с Тру.
Всё, чего я хотел последние несколько часов – это увидеть её. Я почти у цели. И чертовски сильно боюсь.
Мы заходим в лифт. Джош нажимает на кнопку, которая спустит нас на пару этажей ниже.
Двери закрываются.
– Джейк, я хочу, чтобы ты подготовился ко встрече с Тру. Она не будет...
– Не говори этого. Я знаю. Но... просто не говори, – я скрещиваю руки, пытаясь сдавить боль в груди.
Джош кивает и смотрит прямо перед собой.
Лифт останавливается, двери открываются, и я следую за Джошем на выход.
С каждым шагом навстречу к Тру, я чувствую ещё больше паники и ужаса от того, что мне предстоит увидеть.
Мы идём в конец коридора, потом заходим в другой пустой коридор. В нём находится один единственный человек, сидящий на стуле и заполняющий какие-то бумаги, прикреплённые к его папке.
Отложив папку, он поднимается, когда мы приближаемся, и поправляет очки, сползшие на конец носа.
В голубых брюках из хлопка и футболке с V-образным вырезом он выглядит как доктор-заучка. На нём хотя бы нет этого белого халата.
На нём хирургический костюм.
Именно в этом он оперировал Тру?
Мне становится плохо, когда в голове проносятся нежеланные картинки.
– Джош, – кивает доктор.
– Лукас, это Джейк Уэзерс – жених Тру. Джейк, это доктор Лукас Киш.
– Приятно познакомиться, Джейк.
Я киваю в ответ.
Мне совсем не хочется жать его чертову руку и говорить, что мне приятно с ним познакомиться, потому что это совершенно не так.
Я не хочу с ним знакомиться. Я не хочу, чтобы Тру находилась здесь.
– Ладно, значит так... – он засовывает свои руки в карманы штанов. – Как уже объяснил ранее доктор Кимбл, Труди перенесла тяжёлую черепно-мозговую травму в результате удара.
Я вздрагиваю от боли, которую доставляют мне эти слова.
– Удар пришёлся на её правую лобную долю, которую мы называем эмоциональной частью мозга, вызвав серьёзный ушиб черепа. Образовалось внутреннее кровотечение и отёк головного мозга. Мы остановили кровотечение и ослабили давление. Труди также понесла и другие травмы из-за аварии. У неё трещина в ключице, сломана правая рука, раздроблена ладонь...
Трещина. Сломана. Раздроблена.
– ... но именно травма головы, что очевидно, вызывает наибольшее беспокойство.
Я стараюсь держать свои эмоции глубоко внутри, чтобы сосредоточиться на его словах. Но мой взгляд постоянно перемещается к двери слева от меня, где, я знаю, находится Тру.
Делая глубокий вдох, я выдавливаю вопрос, услышать ответ на который боюсь больше всего.
– Она выживет после всего этого?
Доктор Киш вынимает руки из карманов, складывает их вместе и делает глубокий вдох. Я вижу, как его взгляд опускается к полу, после чего возвращается ко мне.
Нервоз сковывает моё тело.
– Следующие двадцать четыре часа имеют решающее значение. Её жизненные показатели стабильны, но их уровень довольно низок. Она находится в коме и прикреплена к аппарату искусственной вентиляции лёгких. На данный момент Тру дышит с помощью него. С вашего разрешения, я планирую убрать аппарат в течение следующих двадцати четырех или сорока восьми часов, чтобы увидеть, сможет ли Тру делать это самостоятельно. Если у неё получится, мы рассмотрим это как положительный исход.
Я с трудом глотаю.
– А... если нет?
Он смотрит мне прямо в глаза, не отрываясь.
– Мы пересечём этот мост, когда подойдём к нему. Следующие несколько дней имеют решающее значение для восстановления Труди, но я обещаю вам, что мы будем делать всё, что в наших силах, чтобы перевести её на другую сторону моста и вернуть домой к вам с вашим сыном.
Я прижимаю руку к груди, пытаясь унять боль.
– Когда она придёт в себя, возможно ли, что у нее окажется необратимое повреждение мозга? – у меня пересыхает во рту.
Доктор снимает очки и протирает глаза.
– Возможно, да. Мы не узнаем, пока она не проснётся. Хорошо, что левая сторона её мозга в порядке. Если бы пострадала она, то, помимо всего прочего, могла бы быть затронута её речь. Таким образом, нам есть за что быть благодарными.
Я напрягаюсь, сжимая кулак.
– Не вижу ничего, за что могу быть благодарным, – мой тон холоден и раздражён.