О, Боже. Вот оно.
Ни предупреждения, ничего. Она нашла ответы. Моя мать занималась беготней по выяснению вопросов с усыновлением для меня. Мое дыхание вырывается из легких. Мои нервы замирают от каждого ее слова.
— Что неудивительно, — добавляет она. — Дети принимают вещи так легко. Ты просто приняла тот факт, что мы с ними не контактировали.
Мое сердце начинает стучать внутри грудной клетки. Действительно ли я хочу услышать то, что будет сказано?
— Что ты хочешь мне сказать? — спрашиваю я.
Она сжимает руки вместе и удерживает их около рта, как будто молится.
— Хлоя, мы кое-что знаем о них — твоих настоящих родителях — если ты все еще хочешь знать.
— Что? — Я не могу поверить, что слышу это. — Но ты всегда говорила, что ты не знаешь.
— Что ж, мы выполняли их желания насчет анонимности. У нас не было выбора. Но все стало слишком сложно.
— Что ты имеешь в виду? Кто они? — Я смотрю на крестную. Она так старается стать невидимкой. Моя голова начинает кружится. Меня сейчас стошнит.
Мама делает большой вдох и выдох.
— Боже, Колетт, как, чёрт возьми, мне сказать?
Ее руки дрожат. Крестная подходит к маме и берет ее руку в свою так, как она брала мою руку в классе.
Сначала Сет, затем Гордон, теперь вот это. Я не уверена, что смогу принять это, но мое сердце уже растоптано. Что может ранить сильнее?
— Папа снаружи, — говорит она, — потому что он расстроен. Он думает, что как только ты узнаешь то, что мы знаем, ты не будешь любить его так, как прежде. Я должна спросить тебя, милая: ты думаешь, что новая информация может изменить твоё к нему отношение?
— Нет, конечно, нет, — быстро отвечаю я. И это правда. Я могла бы узнать, что папа находится в розыске в пятидесяти штатах за убийство, и это не изменило моей любви к нему. Ничего бы не изменило.
— Хорошо, потому что твой отец — твой биологический отец — ближе к концу передумал и захотел, чтобы ты знала.
Пауза.
— К концу чего? — спрашиваю я, глядя на сперва на маму, потом на крестную, затем снова на маму. Мама просто сидит, как будто телепатическое сообщение всплывет из ее головы в мою. О чем она? Твой биологический отец... ближе к концу...
— Хлоя, малышка. — Она закрывает глаза, белые костяшки пальцев, сжаты напротив ее лица. Вдруг ее лицо становится безмятежным, словно весь страх только что покинул ее, сменившись на цель и умиротворение. Она открывает рот, чтобы заговорить, и я откидываюсь назад.
Потому что я уже знаю.
Твой биологический отец.
Ближе к концу…
— Сет. — Имя вырывается из меня тише, чем шепот. И гигантский вулкан поднимается снизу, проходит сквозь мою грудь, и вспыхивает в моем сердце, извергая лаву и обломки моей души по всей земле. Я чувствую себя расколотой, лишенной кожи.
Я не могу говорить.
Я ничего не могу.
То же самое я почувствовала на его похоронах, когда не могла подавить сжимающую боль в моем сердце, не могла дышать, не могла представить, как я смогу жить без его шуток, его смеха, как я смогу снова наслаждаться чем-нибудь.
Мамина голова падает прямо в ее руки. У нее нет причин для плача. Я должна плакать. Она выглядит по-другому для меня, по некоторым причинам. Это как если я здесь, то она на расстоянии сотни километров от меня, и все кадры из моей жизни с Сетом разместились между нами.
Как я запрыгиваю ему на спину каждый раз, когда он входит через дверь. Щекотка. Обучение вождению грузовика. Совместная сборка Лолиты, часть за частью. Хвастовство о нем всем своим друзьям, о том, как он был самым классным дядей в мире. Такой молодой, полный жизни и веселья.
Сет.
Я знала.
Так или иначе, я уже знала это.
— Ему было пятнадцать, Хлоя. — Моя мать пытается говорить сквозь слезы, но ее рыдания перехватывают дыхание.
— Всё в порядке, милая. — Крестная гладит ее руку. Я смотрю на них и слушаю лай соседской собаки снаружи.
Мама делает глубокий вдох. Я хочу встать и побежать в свою комнату или из дома, но остаюсь на месте. Почему он не сказал мне раньше? Мне в лицо. Он был перед моим лицом и в моих руках.
— Он не был достаточно взрослым, чтобы растить тебя, и он не хотел, чтобы тебя растила бабушка, потому что мечтал, чтобы у тебя были братья и сестры, когда ты станешь старше, поэтому он выбрал меня. Меня и папу.