Я набираю достаточно энергии, чтобы заговорить.
— А моя мама? — спрашиваю я, и крестная смотрит с интересом. — Не говори мне, что это ты.
— Нет. — Крестная улыбается сквозь слезы. — Хотя это было бы честью для меня, милая.
— Да, я уверена, что Сэти бы это понравилось. — Мама пытается улыбнуться. Я помню, как Сет любил флиртовать с крестной, хотя она всегда издевалась над ним, как я над Винсом.
Ребенок вопит из кухонного монитора. Крестная уходит, чтобы успокоить его. Я слышу убаюкивания, затем тихое жужжание, поскольку шум мобиля звучит из динамика.
Мама шмыгает носом и вытирает глаза тыльной стороной руки.
— Твою маму зовут Тина Норрис. У нее были каштановые волосы и голубые глаза. Она была девушкой Сэти около месяца. У тебя копия ее лица.
Я представляю девушку вроде себя, руки обнимают надутый живот, беременную после меньшего промежутка времени, чем даже мы с Гордоном были вместе. Недостающие куски из моих семнадцати лет без особых усилий размещаются по местам.
— Ей тоже было пятнадцать, Хлоя. — Она делает паузу, чтобы я уяснила. — Она прошла через беременность, затем оставила вас с Сетом. Он делал все возможное, чтобы быть мужчиной, но он не был мужчиной, милая. Он был только ребенком — на два года моложе, чем ты сейчас. Пожалуйста, не злись на него. Он всё сделал правильно. Он не бросил тебя.
Нет, он не бросил. Или бросил? Я моргаю в первый раз за минуты, мои глаза совершенно сухие. Я такая же, как Сэт, да, мама? Я бы всегда спрашивала. Да, отвечала бы она много раз на протяжении многих лет, стеклянными глазами сдерживая мир тайн. Совсем как Сет.
— Он собирался сказать тебе в день, когда врач ожидал, что пересадка костного мозга может помочь ему. Помнишь, как они взяли у тебя образец крови?
Я киваю, память о том разговоре в больнице медленно возвращается ко мне. Я не понимала, как я могла бы помочь.
— Когда твою кандидатуру стали рассматривать в качестве его донора, он понимал, что должен был сначала объяснить тебе многое. Но затем он впал в кому в тот вечер, и... у него не осталось шанса, детка. Мне жаль.
Жаль.
Соединены астральными нитями...
Как близнецы, рожденные в разное время...
Нет, он не бросал меня. Он всегда был рядом. В пределах моей досягаемости.
И моя родная мать, его девушка, была моложе, чем я сейчас.
— Где она? — спрашиваю я, пытаясь вспомнить каждую женщину в возрасте тридцати трех лет, которую я когда-либо встречала в городе Флорида. Видела ли я ее, не осознавая этого? Была ли она женщиной, которая работала регистратором в автомастерской, когда я была маленькой? Или она была официанткой в закусочной?
— Твоя мама? — мама спрашивает сквозь новые слезы. — Мы не знаем. Она бросила тебя с Сетом через две недели после того, как ты родилась. Она жила в мире боли, Хлоя. Очень агрессивные родители, очень неблагополучная семья. Некоторое время мы пытались связаться с ней, но спустя пару лет, мы просто сдались. Мы дали тебе лучшую жизнь, чем она могла бы в любом случае, и честно говоря, я чувствую, что так и должно было быть.
Я киваю. Я не уверена, согласна ли я с этим или нет, но приму это. Пока.
— Мы можем помочь тебе узнать, если ты все еще хочешь.
— Я не знаю.
— Мне так жаль, детка. — Ее голос мягкий и чистый. Мамин голос, единственный голос матери, который я когда-либо знала. — Такого никому не пожелаешь.
Хотя я никогда не чувствовала жалость к себе по этому поводу, она права. Такого никому не пожелаешь. Ни одна мать не должна отказываться от своего ребенка; неважно, насколько молодая мать. Может быть, эта ситуация меня сильнее задевала, чем я сама думала, но сейчас я не знаю, в каком направлении продолжать двигаться.
— Ничего страшного, — говорю я, отрывая взгляд от ее глаз. — Это не твоя вина.
Я сижу там минуту, пытаясь сложить пазл в голове, но я просто хочу убежать. Я хочу выйти из дома и подумать обо всем самостоятельно, без маминого взгляда.
— Ты в порядке? — спрашивает мама. Тогда, впервые за всю свою жизнь, я осознаю что-то новое. Я смотрю в ее глаза.
— Ты моя тетя. — Я слышу свой голос. Он звучит, как чужой.
Она неловко кивает.
— Да, Хлоя. Мы связаны.
Она моя семья.
Они все были моей семьей. Все время.
О, мой Бог. Впервые в моей сознательной реальности, я смотрю прямо на настоящего по крови-и-костям родственника. Краткий смешок вырывается из меня в безграничном удивлении.
— Но для всех намерений и целей, юная леди, я все еще твоя мать. — Она слегка смеется, будто пытается меня взбодрить. — И если ты начнешь называть меня иначе, чем мама, ты будешь наказана, — говорит она, снова начиная плакать.