Мои щеки горят от ветра, и мои волосы сейчас похожи на запутанное крысиное гнездо. Но мне все равно. Все проблемы позже. Я не переживаю о родителях. Мама звонила дважды, но я перезвоню ей позже. Мне просто нужно побыть одной, чтобы очистить голову.
Переключаясь на третью передачу, затем на вторую, я останавливаюсь на светофоре в Айламораде, стараясь игнорировать покашливания и фырканья Лолиты. Сет бы посмеялся надо мной сейчас. Он бы никогда не позволил ей ездить так долго.
Но я не желаю признаваться в этом.
Две пожилые дамы в Бьюике останавливаются рядом со мной. Больше вытаращенных глаз.
Что?
Они отводят взгляд.
По некоторым причинам я думаю о Гордоне. Он может переехать в Бостон, Сибирь, или Антарктиду, мне все равно. Прошла только неделя с тех пор, как я разговаривала с ним на его крыльце, но я уже привыкла к тому, что он ушел. Хотя было приятно услышать от него, что он будет здесь для меня, если он мне понадобится. Вряд ли я бы приняла его предложение, но это приятно. Я стараюсь сдержать приливную волну, поднимающуюся в моей груди.
Проходят часы одиноких километров, но у меня нет намерений останавливаться. Ночь темнее, чем сожженное моторное масло. Звезды мерцают, как дешевые маленькие стразы. Как же я хочу добраться до них, но они постоянно ускользают, ведя меня всё дальше и дальше по дороге. Понятия не имею куда.
Мои глаза становятся настолько мокрыми, что я почти ничего не вижу.
Ещё через час я где-то между Марафоном и Ки-Уэстом. Я раньше никогда не была так далеко без Сета, без машины, без шлема и без мотоэкипировки. Сейчас я практически голая.
Возможно, я буду ехать до тех пор, пока не проеду последний остров, крайний южный пункт, просто проберусь прямо во Флоридские проливы, мимо акул и скатов, прямо на Кубу. Я проснусь и обнаружу себя на белых сахарных песках, о которых мне всегда рассказывала папина бабушка. Никто никогда не узнает, куда я убежала. Никто никогда меня не найдёт. Может быть, моя биологическая мама тоже там. Тина, греющаяся на солнце, избегающая обязанностей, проживающая жизнь, полную личной свободы.
Я думаю об этом.
Заманчиво.
Но моя мама — моя настоящая мама, та, что дома — никогда бы снова не жила спокойно, переживая, что случилось с ее ребенком, которого она вырастила, которого любила всем сердцем, словно это была ее собственная плоть и кровь. Ушла. Исчезла без следа как испорченное неблагодарное отродье, каким она и является.
Я никогда бы не смогла так сделать. Я могу фантазировать, сбежать этим путем, обижаться, плакать и винить все, что захочу, но я никогда бы её не оставила. Возможно, Тина Норрис ответственна за то, что оставила меня. Как и Сет, она знала, что не сможет справиться с тем, чтобы быть родителем. Но моя семья, мои родители взяли на себя все родительские обязанности, словно это была их судьба.
Все дерьмово.
Воспоминание проносится через мою голову. Оно обо мне и Сете, когда мне было девять или десять. Мы были на диване, и я считала, сколько рыжих и сколько коричневых волосков на его подбородке, пока он смотрел телевизор. Я помню, как папа зашел из гаража и остановился, увидев нас. Он моргнул в замедленном действии, и я думала, это потому что ему понравилось уведенное: племянница и дядя проводят время вместе.
Но сейчас я думаю, что всё было иначе.
Ревновал ли папа к Сету? Злился ли на него? Или и то и другое? Любил ли он Сета так же сильно, как и я? Как странно было для него всегда находиться рядом с Сетом, постоянно напоминающим ему, что он не мой отец — не совсем.
Я в долгу перед ним. Чрезвычайно.
В конце концов, через два с половиной часа после кладбища я добираюсь до Ки-Уэста, крайнего южного пункта в континентальных Соединенных Штатах. Я поворачиваю влево на первом светофоре и слышу, что покашливание Лолиты усиливается. Держись. Я направляюсь к общественному пляжу и въезжаю на парковку, чтобы дать ей отдышаться. Через час, надеюсь, она снова будет в порядке, и мы уедем.
Растягиваясь, мои суставы трещат, и мои мышцы побаливают, но это приятная боль. Пересекая улицу, чтобы попасть на пляж, я наслаждаюсь, что я здесь одна в одиннадцать часов вечера. Я самостоятельно достигла края островов. Передо мной открытое море.
Мой телефон снова гудит, но я не отвечаю. Я просто ложусь на песок, не отрывая взгляда от вселенной. Небеса здесь даже темнее, чем у Мёрфи. Орион, Кассиопея, Близнецы, Малая Медведица… Я называю созвездия про себя, затем повторяю их снова. Я перечисляю их около часа, в то время как волны приливают и отливают раз пятьсот, и мой телефон звенит ещё дважды. Но я не могу на него смотреть.