Крышка снялась, и Тревис увидел внутри сухие красные кубики. На ощупь нечто среднее между черствым хлебом и сухим печеньем. Он принюхался. Впервые запах показался ему отдаленно знакомым. Так пахнут тонкие хрупкие маисовые лепешки. И так как этот запах вызывал приятные воспоминания, Тревис откусил даже охотно. Несколько мгновений назад он бы не поверил, что это возможно.
Кубик раскрошился, как пшеничный хлеб, и Тревису показалось, что и вкус тот же, вопреки необычному цвету. Он прожевал и проглотил. И хоть пища была сухой, жжение после желе прекратилось. Так вкусно, что он решился проглотить еще несколько кусков. Прикончил первый кубик, потом второй. Наконец, по-прежнему держа в руке ящичек, он закрыл глаза, уставшее тело требовало отдыха.
Он едет верхом. Перед ним открывается вход в каньон Красной Лошади, в воздухе пахнет можжевельником. Пролетела птица – его глаза следуют за ее полетом. Орел! Мощная птица кругами поднимается в безоблачное небо. И вдруг небо больше не синее, оно черное, и это не чернота обычной ночи. Межзвездная чернота. Звезды увеличиваются, его несет к ним сквозь черноту...
Тревис с трудом раскрыл глаза и разглядел перед собой фигуру в синем. К нему склонилось худое изможденное лицо, с запавшими щеками и темными пятнами под холодными серыми глазами.
– Росс! – апач поднял голову с рук, поморщившись от боли в шее.
Мэрдок сидел против него, переводя взгляд от контейнеров чужаков на Тревиса и обратно.
– Так вот чем ты занимаешься! – в голосе его звучали обвинительные нотки, почти гнев.
– Ты сам сказал, что это работа для самого заменимого.
– Хочешь втихомолку стать героем! – обвинение слышалось совершенно ясно.
– Пока не очень-то получается, – Тревис оперся подбородком о кулак и взглянул на контейнеры. – Пока что я проверил только три.
Росс прикрыл глаза. К нему вернулся обычный самоконтроль, хотя Тревис не сомневался, что тот по-прежнему враждебно настроен.
– И каковы результаты?
– Номер один, – Тревис указал на контейнер, – слишком сладко, похоже на похлебку, но, несмотря на вкус, остается в тебе. Вот этот номер два, – он похлопал по жестянке с коричневым желе. – Им можно только волков травить. А вот это, – он указал на ящичек с красными кубиками, – вот это хорошо.
– Долго ты этим занимаешься?
– Один попробовал в прошлый период сна, два – в этот.
– Яд? – Росс взял контейнер с желе и заглянул в него.
– Можешь сам попробовать! – гневно сказал Тревис, услышав в голосе Росса скептическую нотку.
Росс поставил контейнер.
– Поверю тебе на слово, – согласился он. – А как насчет этого? – он стоял перед шкафом и теперь повернулся, держа в руках круглую мелкую банку. Открыть ее оказалось труднее, но когда это наконец удалось, внутри обнаружились маленькие шарики в желтом соусе.
– Знаешь, похоже на бобы, – заметил Росс. – Ни разу не видел корабль, на котором в том или ином виде в меню не оказалось бы бобов. Посмотрим, похожи ли они на бобы по вкусу, – он набрал полный рот и задумчиво начал жевать. – Бобы... нет... я бы сказал, скорее капуста... с какими-то приправами. Но неплохо, совсем неплохо!
Тревис обнаружил, что в глубине души надеется: бобы плохо подействуют на Росса, ну, не так, как желе, – такого он никому не пожелает! Просто это докажет Мэрдоку, что не так-то просто испытывать пищу...
– Ждешь, чтобы меня вывернуло наружу, – Росс улыбнулся.
Тревис вспыхнул и еще больше смешался, поняв, что выдал себя. Он отодвинул ящичек с хлебными кубиками и с вызовом выбрал новую цель – высокий цилиндр, в котором что-то плескалось.
– Двум смертям не бывать, – заметил Росс. – Как это пахнет?
Открытие хлеба подбодрило Тревиса. Он с надеждой принюхался и тут же отдернул от носа цилиндр: из отверстия пошла пена.
– Может, там жидкое мыло, – предположение Росса не очень-то помогло. – Лизни, приятель, у тебя только один живот на службе родине.
Тревис, подгоняемый насмешкой, лизнул – подозрительно и опасаясь неприятных последствий. Но, к его удивлению, пена, чуть сладковатая, не производила такого отвратительного впечатления, как желе. Скорее приятно, и жажда проходит. Он набрал полный рот, проглотил и напряженно сидел, ожидая, когда в животе вспыхнет фейерверк.
– Хорошо? – спросил Росс. – Ну, не могут же тебя все время преследовать неудачи.
– Особой удачи тоже нет, – Тревис закрыл цилиндр, из которого продолжала выпирать пена. – Мы живы... но летим неизвестно куда.
– Ты прав. Немного информации о нашей цели было бы полезно и утешительно.
– Планета тех, кто построил этот корабль, не может сильно отличаться от нашей, – Тревис повторил слова, высказанные ранее Эшем. – Мы без труда дышим их воздухом, можем есть их пищу.
– Двенадцать тысяч лет... Знаешь, я могу это произнести, но в реальности это для меня ничего не значит, – враждебность Росса либо исчезла, либо отодвинулась на второй план. – Слова произносишь, но не хватает воображения... понимаешь, о чем я?
Тревис, которому наступили на больную мозоль, немного посидел, сдерживаясь, потом ответил:
– Немного. Я четыре года провел в университете. Мы теперь не все время ходим в одеялах и перьях.
Росс взглянул на него, в холодных серых глазах мелькнуло удивление.
– Я не это имел в виду... – он улыбнулся, и впервые в его улыбке не было ни превосходства, ни насмешки. – Хочешь правду, приятель? Я получал образование – до проекта – очень трудным путем. Никаких университетов. Но ты ведь изучал занятие шефа – археологию, верно?
– Да.
– Что же значат для тебя двенадцать тысяч лет? Ты имел дело со временем в больших дозах.
– Для нашей истории это большой период – от пещер до современности.
– Да, задолго до египетских пирамид, до того, как человек научился писать и читать. Так вот, двенадцать тысяч лет назад звезды принадлежали этим парням в синем. Но готов биться об заклад, они их не удержали! На нашей планете ни одна страна, даже Китай, не прожили так долго. Цивилизации поднимаются, а потом... – он щелкнул пальцами. – Капут. Другие занимают их место. Так что, может быть, когда прилетим в порт, о котором говорит Ренфри, ничего там не найдем. Или нас ждет что-то совсем другое. Либо то, либо другое. Только я бы предпочел, чтобы нас ничего не ждало.
Тревис вынужден был согласиться с логикой этого рассуждения. Допустим, они прилетят в порт, который перестал существовать. И улететь оттуда не смогут: они не умеют управлять кораблем. На весь остаток жизни они превратятся в космических изгнанников.
– Мы еще не умерли, – сказал Тревис.
Росс рассмеялся.
– Несмотря на все наши усилия? Да, таков должен быть наш воинский клич! Пока человек жив, он борется. Но неплохо бы все-таки знать, надолго ли мы заперты в этом корабле, – в последних словах не звучал обычный дерзкий тон; как будто и его тщательно поддерживаемый самоконтроль начинал сдавать.
В конце концов их эксперименты оказались вполне успешными. Крекеры, которые Тревис упрямо продолжал именовать "хлебом", пена и капуста-бобы Росса без труда переваривались внутренностями человека. К этому перечню они добавили липкую пасту с консистенцией джема и вкусом бекона и еще что-то похожее на печенье. Несмотря на кислый вкус, от которого сводило рот, есть можно было. Осмелев, Тревис взял контейнер с жидкостью и отпил. Жидкость имела металлический привкус, но вреда не принесла.
Вдобавок к этим экспериментам младшие члены невольного экипажа старались стать как можно более полезными Эшу и Ренфри в их исследованиях. Техник находился в постоянном раздражении. Он проводил часы в рубке, изучая механизмы, которые не смел разбирать для более подробного исследования, как ему ни хотелось этого. Однажды утром – по крайней мере на часах Ренфри было десять, эти часы были их единственным способом наблюдения за временем – Тревис сидел за техником, когда произошло долгожданное изменение. Такое, при котором не нужно было молиться. Нужно
было действовать.
Обычную тишину нарушил резкий звук – возможно, какое-то предупреждение. Ренфри схватил маленький микрофон корабельной связи.
– Привяжитесь! – он отдавал распоряжения с растущим возбуждением. – Тревога! Возможно, мы садимся. Привяжитесь!