Ну ее к дьяволу, эту шараду! Подумаешь трагедия — Ярин на него злой! И киснуть из-за этого? Домой рвался неудержимо, праздник на носу и Максимка Егоров приехал — все обещало безоблачную погоду. И пожалуйста — шеф злой и хандрит не вообще, а злой только на Ивина. Погода испортилась — солнца нет, сплошные тоскливые тучи, вот-вот сыпанет дождь. Его еще не хватало!
А площадь перед парткомом принарядилась, у трибуны алеют флаги, целый ряд флагов, красуются новые щиты, намалеванные местным художником Ленькой Светиловым. Щиты приколочены к штакетнику сквера. На многих домах тоже трепещет праздничный кумач. У сирени, что росла под окнами парткома, почки лопнули, оттуда выглянули бледно-розовые листочки, маленькие, еще не расправившиеся. На тополе волнуются воробьи, их там насело, наверное, с полсотни, ну и стараются друг друга перекричать. Хоть уши зажимай.
Красота кругом — запеть можно от такой красоты, да вот занозу засадил Ярин в самое сердце, Домашнев тоже хорош! Дернули его за язык, что ли. Мог бы и не говорить. Как Малев, испортил настроение и в кусты. Но при чем же тут Домашнев?
Ивин решительно стряхнул с себя дурное настроение и заторопился к Егоровым. Сколько же они не виделись? Полтора года с хвостиком, давно. Изменился Максимка или нет? Женат шестой год. Волосы у Максимки копной, глаза задиристые, веселые, может, теперь построжали? Интересно, каким ты стал, Максимка, просто не терпится поглядеть, хоть бегом беги.
Совсем редко они виделись за последние годы. А ведь были времена, когда не могли прожить друг без друга и одного дня. Были да сплыли. Матери родили их в один день, первое слово «уа» новорожденные прокричали вместе. Потом под стол лазили вместе, учиться пошли в один класс. Олег с Максимкой были что братья — куда один, туда и другой. В те времена Егоровы и Ивины жили рядом, крыша к крыше. Позднее, когда еще жив был отец Максимки, Егоровы купили новый дом на другой стороне села.
Дороги у друзей разминулись после семилетки. В школе все делили пополам: и мысли, и желания, а настало время выбирать профессии — выбрали разные. Разрыв наметился, наверно, тогда, когда Егоров на каникулы ездил к дяде в Магнитогорск. Дядя работал доменщиком и водил Максимку в цех, в тот час там шла разливка чугуна. Вернулся друг молчаливым, вроде бы замкнулся в себе, отодвинулся. Олег ломал голову, переживал — никак не мог понять, что же такое стряслось с Максимкой. В августе, перед самыми занятиями в школе, остались ночевать на дальнем току. Ночь была теплая, звездная. Лежали на куче соломы, подстелив под себя тулуп и прикрывшись пологом-брезентом. Спать не хотелось, слушали шорохи и звуки ночи. Где-то за навесом смеялись — девчата с парнями баловались. За колком работал трактор. Днем бы ни за что его не услышать, а ночь приблизила звуки. В неубранной пшенице перепелка оповещала, что «спать пора», «спать пора». В глубине темного неба сорвалась звездочка, прочертила белую полоску и погасла. Максимка сказал:
— Упала звезда — человек умер.
— Брехня.
— Конечно, брехня, — согласился Максимка. — Ты знаешь, — повернулся к Олегу и горячо задышал прямо на ухо. — В домне звезд — прямо тысячи. Дядька Иван водил, показывал. Как пошел чугун, так звезды во все стороны, прямо салют. Помнишь, в кино показывали? Полился чугун, знаешь, красный такой, может, даже белый. Плывет и плывет по канавке в ковшик, на колесах такой ковшик. Вот здорово!
— А дыму-то, наверное, сколько?
— Дым — это пустяки, речка огненная — во красота. Понимаешь, чугун всегда твердый, я не знал, что может жидким быть. Домна большущая!
— Жарко?
— Еще бы! Огонь кругом. И огнем этим дядя Иван управлял. Сила-то где!
— Да, это сила, — согласился Олег, но он не догадался, что у Максимки уже зрело решение самому научиться управлять огненной рекой. Рассказу друга значения особого не придал. Когда же окончили семилетку, все и выяснилось. Егоров сразил Олега, будто обухом по голове ударил: пойду учиться в металлургический техникум. Сговаривались идти вместе — в ветеринарный. Обиделся Олег, не стал разговаривать. И разъехались в разные стороны не помирившись: один в Троицк, другой в Магнитогорск.
Первое время сердился Олег на друга, писем не писал, но скоро отмяк. Дружба продолжалась, не рассыпали ее по зернышку, как просо, сохранили. Тосковали, если подолгу не встречались. Первая невидимая грань отчуждения легла после Максимкиной женитьбы лет шесть назад. Жену друга не знал, не было случая познакомиться. Когда Максим приезжал к матери в гости с женой, то получалось так, что в отъезде оказывался Олег.