Не до сна в эти дни директору. Сам не спал, другим не давал. Умаялся, мешки под глазами.
Иван Михайлович поскоблил затылок:
— «ЧП» опять.
— Радостная весть, — усмехнулся Ивин.
— Пашку Сорокина, кладовщика, помнишь?
— Ну.
— Из петли вытащили.
— Чего это он полез?
— Не успел до смерти. Из-за жены.
— Из-за Глашки? Смотри-ка ты!
Все-таки досталось тихоне круто, раз полез в петлю. Лихарев мимоходом бросил, когда в поле были: родней Глашка ему приходится. Первая и единственная в их роду такая.
— Парень из Челябинска приехал, Сашка Баранов, односельчанин. Она с ним и крутнула.
«Могла!» — подумал Олег Павлович: до сих пор, лишь вспомнит бедовые бесстыжие глаза, по коже мороз пробирает.
— Пашка тихий, незлобивый, от позора в петлю полез. Соседский мальчишка подсмотрел, когда тот петлю прилаживал, народ поднял, не то аминь бы Пашке Сорокину. Выводы делать будешь? С политической подкладкой? — усмехнулся Медведев.
— Следует, — не принял шутки Ивин. — Беспалова в первую очередь против шерстки. На работу жмете почем зря, правильно делаете, что жмете, но…
— Что «но»?
— Человека теряете из виду, — сказал и самому неловко стало: кому сказал? Будто Медведев меньше понимает эту пропись. Легко упрекнуть, попробуй сам в этой буче не потерять.
— Силен ты! — качнул головой Медведев. — Сразу и фундамент подвел, — потянулся за кепкой, вставая. — Давай со мной в одну упряжку? Помоги не терять людей из виду.
— От меня бы зависело!
— Ладно, пустой разговор. Где же этот? — кивнул на стол Домашнева.
— Погоди, поищу.
Домашнева Олег Павлович разыскал в комнате сектора учета, у Анны Иванны. Они мило калякали о празднике. Анна Иванна во что-то посвящала Домашнева шепотом, хотя в комнате да и поблизости никого не было. Узнав, что его ждет Медведев, Домашнев принял озабоченный вид и первым пошел к себе. Ивин, глядя ему в спину, на маленький, почти детский затылок, на ровный пробор волос на макушке, неожиданно проникся к нему необъяснимой жалостью — то ли из-за того, что природа обидела мужика ростом, то ли из-за солидной походки, которая в сочетании с маленьким ростом казалась смешной.
Любил Домашнев со вкусом и чисто одеться — всегда в выутюженном костюме, в начищенных до блеска штиблетах. На что сейчас грязь в поселке после дождей, а у него ботиночки блестят — можно смотреться, как в зеркало. Галстучек аккуратненький, рубашка чистенькая. Прямо картинка.
А Медведев возвышался над ним Геркулесом, в грубом брезентовом плаще, в грязных кирзовых сапогах, с воспаленными глазами. Иван Михайлович, видимо, из-за деликатности сел, чтоб ростом своим не смущать Домашнева. Сказал:
— В своей статье меня просто за компанию приплел?
— Как приплел? — обиделся инструктор и начал краснеть с шеи.
— За какие грехи меня туда втиснул?
— Странный у вас лексикон: приплел, втиснул, — защищался Домашнев, даже не защищался, а лепетал. Неловко ему было, да куда теперь денешься: дело сделано, хотя и неправильно. Вот и крутится.
— Давай по-честному. За какие грехи? — У Ивана Михайловича брови нависли над глазами, вид стал грозным. «Возьмет, слегка стукнет лапищей, — невольно подумал Ивин, — и каюк Домашневу».
— В статье написано ясно: мало с докладами выступаете перед рабочими, вообще далеки от идеологической работы, — совсем без убеждения оправдывался Домашнев, и от того, что не было в нем убежденности, голосок жалобно хлюпал.
Иван Михайлович криво усмехнулся, посмотрел на Домашнева снисходительно, как отец на провинившееся дите, которое поступок свой объясняет милой глупостью.
— Ладно, допустим, не выступаю. Но ты давно в нашем совхозе не был?
— И что?
— Ладно, другой вопрос: откуда взял, что я далек от идеологической работы? — Иван Михайлович особо нажал на последние слова.
«Ах ты, мать честная, как же ты, друг Домашнев, впутался в некрасивую историю? Чего понесло, ведь знал же, что неправду пишешь», — думал Олег Павлович. Он вспомнил: Домашнев, как-то до командировки Ивина, носился со статьей то к редактору, то к Ярину.
— Иван Михайлович, вы допрашиваете меня, как прокурор, — Домашнев принялся перекладывать с одного места на другое бумаги на своем столе, чтоб скрыть смущение. Он, кажется, мог сейчас сигануть в окно и бежать без оглядки от директора совхоза.
— Олег Павлович, — повернулся Медведев к Ивину, — ты у нас гость частый. Скажи: выступаю я перед рабочими или нет?