Однажды, уже в конце мая, бродил Андрей по привокзальной площади, радуясь бестолковой сутолоке пассажиров. Они, как всегда, куда-то бежали, спешили, толкали друг друга. Этих людей звала дорога, дальний путь. Скоро он позовет и Андрея.
Приметил он вдруг робкую стайку школьников. Жались они к левому крылу здания вокзала. Вот и малыши куда-то едут. Видно, впервые, — вон у них какие любопытные ив то же время немного испуганные лица. Андрей остановился, посмотрел на них с улыбкой. И вдруг один из этой стайки сорвался с места и кинулся навстречу:
— Дядя Андрей! — звонко закричал он. — Дядя Андрей!
Андрей обрадовался: к нему бежал Борис. Вот он ткнулся ему в живот, обхватил Андрея руками и поднял сияющие глаза-смородинки.
— Ты как сюда попал? — улыбнулся Андрей.
— А мы на экскурсию. В Ильменский заповедник.
— Молодец!
— Дядя Андрей, вы когда к нам приедете?
— Скоро.
— Правда?
— Правда.
— Вот хорошо-то! — и Борис, понизив голос до полушепота, сообщил: — А мама вас часто вспоминает.
— Да ну? — смутился Андрей.
— Ага. Она вам столько писем написала, я видел, — штук двадцать.
— Ну, уж и двадцать!
— Честное пионерское! Только она их в комоде спрятала. Я ей говорю, мама, давай на почту отнесу, тебе же некогда. Не дала.
Андрей был тронут бесхитростным рассказом маленького друга. А в это время к ребятам подошла учительница, они засобирались, загалдели.
— Я пойду, дядя Андрей.
— Знаешь, а я тебя, пожалуй, провожу.
— Вот хорошо-то! — подпрыгнул Борис и помчался к своим товарищам.
Проводив Бориса, поехал трамваем домой. Всю дорогу думал о Нине Петровне. Вспомнил, как она уничтожала его пышную бороду. Кругом голубели гористые дали, ветерок шевелил завитки ее каштановых волос. Радостным бесенком крутился Борис.
Как хорошо было тогда — только приятно и никаких сомнений…
Вспомнил, как она приезжала в марте, ее признание — и завихрились мысли, заныло сердце. Хватит! Надо уезжать отсюда, заняться делом. Здоровье улучшилось. Мог сжимать пальцы больной руки в кулак, рука сгибалась в локте. Правда, еще в плече не действовала, но со временем и здесь заживет. Завтра Андрей пойдет к хирургу — пусть направляет на трудовую комиссию.
И через день, тепло попрощавшись с тетей Нюрой, Андрей уехал в Кыштым.
9
Василий обрадовался брату, но, как всегда, был сдержан, лишь скупо спросил о здоровье. Жена, вечная хлопотунья и труженица, забрала у Андрея грязное белье и принялась за стирку. Наконец-то снова в своей семье!
Первые дни осматривался. После почти годового отсутствия как бы снова входил в размеренный, давно установившийся ритм жизни этой большой семьи. Спокойнее стало на душе. Но это спокойствие длилось недолго. Стало тяготить безделье. Василий, приходя с завода, ни минуты не сидел без дела: то он починял обувь, то что-то мастерил в сарайке, стук топора слышался допоздна. А последнее время готовился к сенокосу — направлял косы, починял старые и делал новые грабли.
У Демида во дворе был верстак с тисками и набором слесарного инструмента. Этот верстак они оснащали вместе с Андреем. В свободное время Демид слесарил или уходил в город по своим делам.
Только Андрею нечего было делать. Сначала много читал. Но трудовая атмосфера, царившая в семье, начинала тревожить, хотя сам он ничего делать не мог, да от него этого и не требовали. И Андрей старался меньше бывать дома.
Сходил прежде всего на завод. С радостным волнением заглянул в комитет комсомола, но там шло заседание. В коридоре толпились незнакомые юноши и девушки, переговаривались вполголоса. Как понял Андрей из обрывков разговора, их принимали в комсомол. И надо было видеть возбужденные лица, чтобы понять, каким событием был для них этот день. Казалось, недавно и Андрей вот так же ожидал здесь решения своей судьбы, вот так же, с замирающим сердцем входил в комнату, где заседал комитет, и отвечал на вопросы, краснея и даже заикаясь.