“Вы уже слышали все, что они сделали. Тебе нужно больше подробностей, чем это? - спрашивает она резким шепотом.
Я приподнимаю ее лицо, поглаживая ладонью по щеке. Она смотрит мне в глаза с тем же бесстрашием, с каким смотрит на остальной мир, но я вижу в ней беззащитную девушку, спрятанную внутри нее; девушку, которую она должна защищать после всего, через что ей пришлось пройти.
“Я говорил о твоем прошлом до того, как все это случилось. Что-то, что могло бы рассказать мне о девушке, которой ты когда-то была.”
Она отводит взгляд, выдыхая воздух.
“Девушка, которой я была раньше, мертва. Зная, какой наивной и хрупкой она была, я ничего не сделаю, кроме как разобью тебе сердце прямо сейчас. Потому что ты представишь меня в ее образе. У тебя все это время была настоящая я, Логан. Ничто между нами или то, как я был с тобой, не было ложью. Только фрагменты моего прошлого были изменены ради сохранения моей тайны".
Я чувствую, как она отдаляется, даже когда она прижимается ближе ко мне.
Вместо того, чтобы позволить ей улететь в ее собственный разум, я меняюсь, поворачиваюсь и опускаюсь на нее сверху. Она пытается поцеловать меня, но я отстраняюсь, устраиваясь поудобнее у нее между ног и держа свои губы подальше от ее.
“Отчасти причина, по которой ты сегодня такой свирепый, заключается в той девушке. Притворяться, как будто ты никогда не был ею, - это еще один шаг ближе к отрыву от реальности. Это опасный склон.”
Она закатывает глаза, но на ее губах появляется легкая улыбка, удивляющая меня. Я никогда не устану от того, что она никогда не реагирует так, как я предсказываю. Половина причины, по которой я так сильно влюбился, заключалась в постоянной тайне, окутывающей ее.
Даже когда кусочки головоломки продолжают складываться вместе, я все еще так же заинтригован и озадачен ею.
“Ты говоришь как Джейк”, - наконец говорит она, проводя пальцами по моим волосам, когда ее ноги переплетаются с моими.
“Я надеюсь, что Джейк никогда не занимал эту позицию во время этого разговора”.
Она смеется, снова закатывает глаза и, наконец, вздыхает.
“Джейк просто друг", - быстро говорит она.
“Так ты и сказал”.
Она сверкнула той улыбкой, которая была настоящей и не такой утяжеленной, как все ее другие улыбки сегодня вечером. По какой-то причине ей нравится, когда я ревную.
“Мои мать и отец были необычными людьми с разными интересами. Мой брат всегда говорил, что у них "эклектичные’ личности".
Это так неожиданно, что я не знаю, как реагировать. К счастью, ей не нужно, чтобы я говорил, чтобы продолжить ее историю.
“Они любили классическую музыку и ненавидели то, что ни у кого из нас не было ни грамма музыкального таланта. Но они также любили свой хард-рок и джаз. Предполагается, что вы можете судить о ком—то по его музыкальным вкусам-отсюда и причина, по которой мой брат удостоил их ярлыка эклектичной личности".
Ее улыбка становится шире.
“Они были потрясающей командой. Папа работал неблагодарным уборщиком—истинная причина, по которой я собрал воедино историю уборки Бугимена,—а мама была коронером. Она была таким жизнерадостным человеком для того, кто каждый день имел дело со смертью, и мне было немного слишком комфортно рядом с мертвыми людьми, так как ей часто приходилось брать меня с собой на работу. Они по очереди готовили еду и вместе убирались. Никто никогда не был важнее другого”.
Ее взгляд становится отстраненным, как будто она вспоминает что-то, и я наблюдаю за ней, не в силах оторвать глаз от ее лица. Я никогда не видел у нее такого безмятежного взгляда.
“Они бы танцевали”, - говорит она, ее глаза оживают, когда она снова встречает мой взгляд и улыбается.
“Потанцуем?”
”Каждый вечер после того, как мы ложились спать, они стояли в гостиной, включали медленную песню и танцевали". Она прочищает горло, когда ее глаза наполняются слезами. “Мама всегда клала голову папе на грудь, и он прижимал ее к себе с закрытыми глазами, пока они раскачивались в такт музыке. Мама так хорошо умела петь, и она часто пела, когда они танцевали”.
Я смахиваю слезу с ее щеки большим пальцем, и она наклоняется, чтобы прикоснуться.
“Я бы улизнул просто для того, чтобы посмотреть, как они танцуют. Иногда папа ловил меня, но вместо того, чтобы ругать, они заставляли меня танцевать с ними. То же самое и с Маркусом. Даже Джейка приглашали на танцевальный ринг в те ночи, когда он оставался на ночь. Это было настолько прекрасное время, что в конце концов оно должно было закончиться трагедией. Хорошие вещи имеют меньшее влияние, чем плохие”.
Она тяжело выдыхает и одаривает меня натянутой, менее искренней улыбкой.
“Они действительно были влюблены друг в друга. Должно быть, в этом было приятно расти, - говорю я, пытаясь подбодрить ее продолжать.
Ее искра снова гаснет, когда появляется холод, сбивающий меня с толку.
“Ты видишь что-то так долго и принимаешь это как должное. В глубине души мы с Маркусом верили, что такая любовь-обычное дело, ее легко найти и не требует усилий. По нашему мнению, влюбиться в кого-то должно было быть самой простой вещью в мире".
Она прижимает руку к моей груди, прижимая ее к моему сердцу, и ее глаза остаются прикованными к нему.
“Мы не знали, насколько грязной может быть любовь или как ревнивые люди будут набрасываться”.
“Ревнивые люди?”
Ее глаза поднимаются, и она убирает руку с моего сердца. “Все завидовали тому, что было у моих родителей. Мой отец был скромным дворником, но он был красив. Моя мать была прекрасна, и ее улыбка могла спасти жизни почти мертвых. Она излучала чистоту и тепло. Все, что противоположно мне".
“Я уверен, что есть маленькая девочка, живущая с Линди Уилер, которая будет возражать против этого”, - напоминаю я ей.
Ее глаза снова становятся жесткими, и я решаю, что не говорить было бы хорошей идеей. Я понятия не имею, что сказать, чтобы не загнать ее еще дальше в ее собственную голову.
“Линди страдала. Она знает, как утешить другого. Маленькая девочка в хороших руках. Я позаботился об этом. Одно доброе дело не делает меня ангелом, в котором она меня обвиняет. И меня это даже не беспокоит. Я не хочу быть ангелом. Я была похожа на свою мать, только немного более вспыльчивая и готовая защищаться. В остальном я была такой же, как она. Я видел хорошее в каждом и улыбался, даже когда кто-то пытался сломить меня. Я думал, что я такой сильный и такой умный. Проблема в том, что я видел добро там, где его даже не существовало”.