— Ну что ж, наверное, во дворце есть кто-нибудь еще, кто знает арабский.
Эадульф встал и направился к двери.
— Сейчас выясню. — Он обернулся к ней с озабоченным лицом. — А ты тем временем полежи и отдохни немного.
Фидельма рассеянно махнула ему рукой. По правде говоря, головная боль уже стихла, только ушиб саднил, не давая покоя. А еще больше не давали покоя бесчисленные вопросы, роившиеся в голове. Когда Эадульф ушел, она удобно устроилась в кресле, сложила руки перед собою на коленях и опустила глаза. Она сосредоточила свое внимание на дыхании, дыша медленно и глубоко, и усилием сознания расслабила, одну за одной, все мышцы.
В ранней юности, когда она только начала учение — или, как это называли, воспитание, — одной из первых вещей, которой ее научили, было «деркад», или медитации, с помощью которой множество поколений ирландских мистиков достигали состояния «шитань» — покоя. Фидельма часто занималась медитацией, чтобы снять напряжение и усталость. Это было древнее искусство, использовавшееся друидами-язычниками еще два века назад, когда христианская вера еще не пришла к берегам ее родины. Друидские мистики до сих пор не исчезли в Ирландии. Их и теперь можно было найти в отдаленных крепостях и заброшенных жилищах, где они жили в уединении. Но это было вымирающее племя.
Когда Фидельма подросла и достигла соответствующего возраста, она часто ходила в «тиг н'аллиус» — «дом испарины», баню, что было частью обряда «деркад». В маленьком домике, сложенном из камней, разводился большой огонь, до тех пор пока он не нагреется, как печка. После этого все, кто стремился к шитань, входили туда обнаженными и закрывали дверь. Они сидели на скамье и потели, избавляясь от всей лишней влаги; затем в положенное время дверь открывалась, и все выскакивали наружу и прыгали в ледяную воду. И это был только один из шагов на пути к деркад. Многие монахи-отшельники следовали этой древней практике друидов, однако, как она знала, верующие нового поколения отвергали многое из наследия предков только потому, что оно было связано с друидами.
Даже сам святой Патрик, британец, известный тем, что принес веру в Ирландию, открыто запретил заниматься теним лайгдаи имбас форосни, медитативными практиками самоосознания. Фидельма жалела, что люди отказывались от древних способов постигнуть себя только потому, что те древние и существовали задолго до появления истинной веры.
Однако деркадне был запрещен, и она чувствовала, что большинство ирландских верующих возмутится, если его запретят. Это было замечательное средство усмирить суматоху мыслей в напряженном уме.
— Сестра!
Фидельма моргнула, словно выныривая на поверхность из глубокого сна.
Она увидела, что тессерарий Фурий Лициний стоит рядом и встревоженно глядит на ее лицо.
— Сестра Фидельма? — Голос его был немного тревожный. — Вы себя плохо чувствуете?
Фидельма поморгала и медленно сложила губы в улыбку.
— Нет, Лициний. Все хорошо.
— Мне показалось, что вы меня не слышите — я подумал, что вы спите, но глаза у вас были открыты.
— Я просто медитировала, Лициний, — улыбнулась Фидельма, встала и слегка потянулась.
Фурий Лициний понял латинское слово « meditari» в буквальном значении — «думать».
— Скорее уж мечтали, нежели думали, — недоверчиво заметил он. — Хотя, я полагаю, в нынешней ситуации есть над чем поразмыслить.
Фидельма не стала утруждать себя объяснениями.
— Что скажете? — спросила она.
Фурий Лициний поднял и опустил плечо.
— Мы принесли из катакомб тело брата Ронана Рагаллаха. Оно сейчас в мортуарии Корнелия. Но больше мы почти ничего не нашли, ни папируса, ни потира.
Фидельма вздохнула.
— Я так и думала. Тот, кто это сделал, явно не глуп.
— Мы стали обыскивать катакомбы дальше и нашли другой выход, у Аврелиевой стены. Убийцы прошли через него. Им не пришлось входить через кладбище вслед за вами.
Фидельма медленно кивнула.
— И не было никаких знаков, которые бы указывали на убийцу?
— Только то, что, как вы уже сказали, Ронан был задушен четками точно так же, как Вигхард.
— Что ж, — Фидельма вяло улыбнулась, — я поняла одно: тот, кто напал на меня, не взял вот это.
Она полезла в сумку и вытащила обрывок мешковины, найденной в мертвом кулаке брата Ронана Рагаллаха.
Фурий Лициний растерянно рассмотрел его.
— И о чем это говорит? Обычная мешковина.
— Да, — согласилась Фидельма. — Очень похожая на вот эту обычную мешковину.
Она выложила на стол крошечный лоскуток, тот, что зацепился за дверь комнаты Эанреда.
— Вы хотите сказать, что это лоскутки от одного мешка?
— Все говорит о том, что да.
— Но предположение — еще не доказательство.
— Вы стали мудрым правоведом, Фурий Лициний, — серьезным тоном заметила Фидельма. — Но это достаточный повод еще раз поговорить с Эанредом.
— Мне кажется, он простак.
Неожиданно вернулся Эадульф. По его лицу было видно, что миссия окончилась неудачей.
— Не смог найти никого, кто говорил бы по-арабски, — с досадой сообщил он.
Фурий Лициний нахмурился.
— А брат Осимо Ландо?
Фидельма сказала ему, что брата Осимо не удалось найти.
— Ну, Марк Нарсес сейчас на страже, у дверей большого зала. Он наверняка может помочь. Марк три года назад воевал с магометанами в Александрии и пробыл год в плену, пока его родные не выкупили его. Он немного знает их язык.
— Позовите его сюда, Лициний, — велел Эадульф и растянулся в кресле. — Я слишком устал, чтобы ходить за ним самому.
Лицинию не потребовалось много времени, чтобы найти Марка Нарсеса и привести в комнату.
Фидельма решила перейти сразу к делу.
— Я запомнила несколько слов и предполагаю, что они на арабском. А я слышала, вы понимаете арабский. Попробуете перевести их?
Декурион наклонил голову.
— Хорошо, сестра.
— Первое слово — кафир.
— Очень просто. Это значит «неверный». Тот, кто не верит в Пророка. Как мы говорим infidelisо человеке, который отвергает слово Христа.
— Пророка?
— Пророк — это Магомет из Мекки, он умер тридцать лет назад. Его учение распространилось среди восточных народов, как лесной пожар. Свою новую религию они называют «Ислам», то есть подчинение Богу — Аллаху.
— Так, если Бога они называют Аллах, то что может значить «Бисмилла»?
— Тоже очень просто, — ответил Марк Нарсес. — «Во имя Аллаха», их бога. Это просто восклицание, выражающее удивление.
Фидельма кусала губы, задумавшись.
— Значит, мои подозрения подтвердились. Эти двое были арабы. И похоже, что брат Ронан общался с ними. Но с какой целью, и какое это может иметь отношение к смерти Вигхарда и самого Ронана?
Эадульф взглянул на Марка Нарсеса.
— Спасибо, декурион. Вы можете идти.
Молодой декурион посмотрел на Лициния и немного неохотно, как показалось, отправился обратно на свой пост в атриум.
— Нужно найти брата Осимо Ландо, — предложил Лициний. — Если вообще есть кто-нибудь, кто знает больше, чем мы, — то кто, как не он, начальник Ронана, может сказать, имел ли Ронан какие-либо дела с арабами.
— Я уже отправила кого-то из стражи справиться, почему его нет на месте, — объяснила Фидельма. — Однако мне бы хотелось еще раз поговорить с братом Эанредом.
— Ну, у нас есть только слова Себби о том, что Эанред — мастер удушения, — заметил Эадульф, догадываясь, что у нее на уме.
— Тут нужно быть точнее, Эадульф. Себби сказал только то, что Эанред когда-то был рабом и однажды задушил своего хозяина, и что от ответственности он был избавлен согласно вашему саксонскому закону — за него заплатили вергельд.
— Но все равно… — возразил Эадульф.
Фидельма была непреклонна.
— Пойдем отыщем его. А то здесь так душно, а у меня, кажется, снова начинает болеть голова.