Она развернулась, собираясь уйти, когда к ней негромко обратилась Фидельма, даже не поднявшись:
— Настоятельница Вульфрун, это никак невозможно.
Та остановилась, повернулась и потрясенно уставилась на нее.
— Что вы сказали? — почти беззвучно прошипела она.
Фидельма повторила.
— Ты смеешь оспаривать мое право ехать, куда я хочу, девчонка?
— Вовсе нет, — вежливо сказала Фидельма. — Однако предполагаю, что вы еще не советовались об этом ни с епископом Геласием, ни с военным комендантом Марином.
— Я как раз иду известить их о своих намерениях.
— Тогда позвольте мне избавить вас от лишних хлопот. До тех пор, пока не будет закончено следствие по делу убийства Вигхарда, никто из свиты Вигхарда не сможет покинуть город.
Настоятельница Вульфрун стояла, вперив глаза в Фидельму, которая продолжала болтать рукою в воде фонтана, и ей, судя по всему, не было дела до охватившей настоятельницу ярости.
— Это неслыханно… — начала она.
Эадульф покачал головой и решился:
— Мать настоятельница, моя коллега, Фидельма из Кильдара, совершенно права, уведомляя вас об этом.
Настоятельница воинственно обернулась к нему и глянула как на надоедливое насекомое.
— Об этом я буду говорить с епископом Геласием, — запальчиво заявила она.
— Ваше право, — согласился Эадульф. — Но, разрешите спросить, вы собирались возвращаться в Кент одни?
— Почему это я и сестра Эафа не можем ездить одни?
— Но вы, конечно, знаете об опасностях такой поездки? В Массилии разбойничают банды, которые охотятся за одинокими путниками, особенно за женщинами, и продают их в рабство, многих — в притоны к германцам.
Настоятельница Вульфрун сделала презрительную гримасу.
— Они не посмеют. Я особа королевской крови, а…
— До этого не дойдет, — твердо сказала Фидельма, поднимаясь на ноги. — Вам и сестре Эафе придется остаться здесь до тех пор, пока не будет закончено разбирательство. После этого вы можете отправляться куда вам угодно и как вам угодно. Однако, когда это время придет, я думаю, что было бы мудро прислушаться к совету брата Эадульфа.
Если бы взгляды могли убивать, то Фидельма сейчас упала бы замертво под испепеляющим взором настоятельницы.
— Это правда, миледи, — добавил Эадульф, пытаясь успокоить ее. — Лучше вам подождать, пока все паломники начнут возвращаться в Кент и другие саксонские страны, и поехать с ними.
Не говоря более ни слова, настоятельница Вульфрун развернулась и ушла прочь с тем же презрительным видом, как и всегда.
Фидельма улыбнулась и потерла подбородок.
— Я ужасно сочувствую сестре Эафе, что ей приходится прислуживать такой поразительно надменной даме, — посетовала она уже не в первый раз. — Однако сам собою возникает вопрос: почему же настоятельница так стремится поскорее покинуть Рим, пробыв здесь всего неделю?
Эадульф недоверчиво усмехнулся.
— Может быть, по той же достойной уважения причине, которую на днях назвала ты, когда сказала, что тебе очень хочется домой, в родную страну.
Вздох нетерпения заставил обоих обернуться к Лицинию, о котором совсем забыли. Тессерарий дворцовой стражи явно скучал.
— Если мы найдем этих арабов, загадка будет решена? — предположил он.
— Как же мы будем их искать? — спросила Фидельма.
— В наших портах стоит множество торговых судов. В Риме живет много купцов из арабских земель. На берегу Тибра, в эмпории, среди рынков и амбаров, есть один квартал. Это самая убогая и грязная часть города. Там-то и обитают многие из них. Этот квартал называется Мармората.
— Мраморная? — спросила Фидельма.
Лициний кивнул.
— Да, в древние времена там была каменоломня, где добывали мрамор для строительства.
— Надо же, я не знал, — проворчал Эадульф, слегка недовольный. Он гордился своим знанием города с тех пор, как учился здесь.
— Сейчас туда не ходят без охраны, — пояснил Лициний. — Там живут в основном моряки со всех концов света, а особенно из Испании, Северной Африки и Иудеи. Часть квартала занимает огромная мусорная куча, где свалены битые или ненужные амфоры, черепки и тому подобное. Корабли разгружаются, а емкости местные купцы просто выбрасывают. Этот народ заботится только о своей прибыли, им нет дела до того, как они загрязняют город.
— Не стоит ли туда наведаться? — нетерпеливо спросил Эадульф. — Может быть, ты найдешь там твоих арабов?
Фидельма покачала головой.
— Это хорошо, что мы знаем о том, что такое место есть и что наши арабы могут быть оттуда. Но покуда я не вижу, как нам может пригодиться это знание. Я все равно не смогу снова узнать этих двух мужчин. Да и непонятно, зачем мне их искать. Ключ к разгадке — у Осимо Ландо, только он, наверное, может ответить нам, зачем брат Ронан мог общаться с арабами. Кстати, как раз пришло время вернуться тому стражнику, которого я посылала узнать о нем.
Тем же путем, что и вышли, они возвратились обратно в атриум. Там по-прежнему была суета и все так же толпились нетерпеливые сановники, безучастные стражники, священники, монахи и монахини, всех возрастов, национальностей и нравов. Фурий Лициний отделился от них и пошел узнавать, нет ли новостей об Осимо Ландо, а они направились в свою рабочую комнату рядом с комнатой военного коменданта.
Когда они пересекали зал, навстречу им через толпу пробирался скорбный брат Инэ. Вдруг лицо Фидельмы озарила улыбка, и она протянула руку, чтобы остановить его.
— Вы как раз тот самый человек, которого я собиралась искать, — сказала она ему.
Инэ остановился, недоверчиво хмурясь.
— Что вы хотели от меня? — осторожно спросил он.
— Вы уже много лет живете среди кентских монахов, не так ли?
Инэ согласился, озадаченно переводя взгляд на Эадульфа.
— Я вам говорил, что отец отдал меня в монастырь, когда мне было десять лет.
— Да, говорили. И вы, должно быть, много знаете о церкви в Кенте?
Инэ самодовольно ухмыльнулся.
— Трудно найти то, чего бы я не знал, сестра.
Фидельма улыбалась еще более ободряюще.
— Я слышала, что Саксбур, королева Кента, основала монастырь Шеппи. Это так?
— Да, так. Она заложила эту обитель двадцать лет назад, вскоре после того, как приехала к нам из страны восточных англов и вышла замуж за нашего короля Эорсенберта.
— Я слышала, ее отцом был Анна.
Инэ тут же подтвердил это.
— У Анны было несколько дочерей. Саксбур прониклась верой. Это благочестивая женщина, и ее очень любят в Кенте.
Фидельма доверительно приблизилась к нему.
— Скажите мне, Инэ, а любят ли настоятельницу Вульфрун так же, как ее сестру?
— Сестру! — Это слово прозвучало из его уст как ругательство. Затем он понимающе улыбнулся. — Когда Саксбур привезла Вульфрун в Кент, они были не настолько близки друг другу. Многие считают, что Саксбур совершила ошибку, сделав Вульфрун настоятельницей Шеппи.
— Как это понимать — не настолько близки друг другу? — спросила Фидельма.
На лице Инэ появилось хитроватое выражение.
— Сестра, вы когда-нибудь слышали о римском языческом празднике Сатурналий? Спросите у кого-нибудь, что обычно происходит на этом празднике, и сами решите загадку.
И, напустив на лицо прежнее меланхоличное выражение, Инэ удалился, оставив Фидельму в недоумении.
— Ну, — спросила она у Эадульфа, — что же происходит на празднике Сатурналий?
Эадульф смутился — ну почему он должен знать римские языческие праздники?
Фидельма вздохнула и двинулась дальше через атриум, Эадульф за ней.
— Насколько я понимаю, — заметил Эадульф, пробираясь сквозь толпу к дверям военной комендатуры, — единственная наша надежда — найти этих арабов. Только они могут помочь нам увидеть, что кроется за этой таинственной историей. Человек, ударивший тебя и укравший папирус и потир, был несомненно один из них или их сообщник.