Эадульф был мрачен.
— Может ли быть, что Осимо покончил с собой в порыве раскаяния в том, что убил Ронана? — предположил он, но в голосе его не было никакой уверенности.
Фидельма даже не стала отвечать.
— Нам нужно осмотреть жилище Осимо Ландо. Он жил во дворце?
Лициний покачал головой.
— Он снимал комнату там же, где и Ронан Рагаллах. На постоялом дворе Биэды.
— Ах да, конечно, — со вздохом сказала Фидельма. — Я могла бы и догадаться. Тогда пойдемте. Может быть, мы найдем там разгадку?
На этот раз Фурий Лициний повел их коротким путем через дворец. Помещения Палаты Чужеземцев находились на верхнем этаже двухэтажного здания. Лициний не стал спускаться по мраморным ступеням вниз, а вышел через дверь на деревянную галерею, соединявшую здания. Галерея проходила над внутренним двором и вела в строение, которое Лициний показывал им в прошлый раз — Scala Sancta, где хранилась восстановленная Святая Лестница, по которой спускался Христос, когда выходил из судилища Пилата.
Тут Фидельма, оторвавшись от своих размышлений и словно забыв о деле, стала расспрашивать об этом здании. Эадульф порой не мог понять ее отношения ко времени. Казалось, что таково свойство многих из ее страны — вообще не придавать времени большого значения.
— Сама Святая Святых находится в центре этого здания, — ответил Лициний, когда они остановились посреди галереи, чтобы рассмотреть хранилище святыни. — Ворота туда закрыты. Я поведу вас другим путем к часовне преподобной Елены. А оттуда уже будет прямая дорога к выходу из дворца, как раз около акведука Клавдия. Это короткий путь к гостинице Биэды.
Фидельма в задумчивости оглядела здание Святой Лестницы.
— Почему же это священное место для нас закрыто? — спросила она.
— Там внутри есть темная комната с только одной железной решеткой вместо окна. И ни одной женщине, — он сделал ударение на этом слове, — не дозволено входить туда. Там находится святой алтарь, перед котором даже сам Его Святейшество не может совершать службу.
Фидельма чуть улыбнулась.
— В самом деле? Тогда от такого алтаря нет никакой пользы.
В первый момент Лициний заметно возмутился. А потом неожиданно для себя пожал плечами, соглашаясь. Алтарь, перед котором не может совершать мессу никто, даже Его Святейшество, — и в самом деле бесполезен.
И молча он повел их дальше по деревянной галерее, которая сворачивала от Святая Святых под прямым углом и на высоте одного этажа пересекала еще один двор, соединяясь с маленькой часовней.
— А вот и часовня преподобной Елены, матери Константина. Она собрала множество святых реликвий, которые выставлены здесь, чтобы паломники могли им поклониться, — объяснил Лициний.
Коридор оканчивался дверью, у которой стоял одинокий, скучающий стражник. Он почтительно отсалютовал Лицинию и, наклонившись, отпер дверь и впустил их внутрь.
Они вошли и оказались на деревянной галерее, высоко над мозаичным полом круглого здания. В темном сводчатом пространстве часовни отдавался эхом чей-то шепот. Вдруг послышался какой-то громкий звук, от чего Фидельма подалась вперед и схватила Фурия Лициния за плечо, чтобы он остановился. Жестом она велела ему и Эадульфу молчать. Затем, нахмурясь, подошла к краю галереи и посмотрела вниз, на мозаичный пол и на столы с реликвиями, выставленными на обозрение паломников. Почти прямо под тем местом, где была Фидельма, стояли двое. Монахиня, на вид молодая, немного сутулилась. Человек в монашеском одеянии рядом с ней держался прямо. Было видно, что они поглощены разговором, горячим и доверительным. Говорила в основном женщина. Мужчина все больше кивал. Что-то — она не знала точно, что именно — побудило Фидельму дать спутникам знак к тишине. Шепот показался ей знакомым, а теперь знакомыми казались и фигуры. Она глядела вниз, напрягая слух, пытаясь уловить слова, но эхо искажало шепот, и нельзя было разобрать ни слова.
Вдруг, к ее величайшему удивлению, монахиня неожиданно приподнялась на цыпочки и обняла своего собеседника, поцеловала его в щеку и поспешно скрылась.
Фидельма вытаращила глаза. Свет пал на мужчину, и стало видно, что это смиренный и простоватый брат Эанред.
Когда дверь часовни закрылась и за ним, Лициний повернулся к Фидельме, иронично улыбаясь.
— Связи между монахами хоть и не поощряются у нас, но и не запрещены, — пояснил он.
Фидельма ничего не сказала. Лициний уже начал спускаться по короткой винтовой лестнице, ведущей с галереи вниз в саму часовню. Теперь там было пусто. Лициний с гордостью указывал на реликвии и святыни, мимо которых они проходили. Большая часть их была выложена в ларцах-реликвариях. Некоторые реликварии были закрыты. Они шли между столами со святынями, а Лициний рассказывал:
— Вот здесь хранится локон с головы Девы Марии и лоскут ее юбки. Это одежда Иисуса со следами Его крови. В том фиале собраны капли Его крови, а в этом — влага, сочившаяся из Его раны.
Фидельма недоверчиво покосилась на реликвии.
— А это? — Она кивнула в сторону открытого реликвария, единственным содержимым которого был кусочек полусгнившего волокнистого материала, в котором Фидельма узнала сушеную морскую губку, какой собирают воду.
— Та самая губка, которую смочили в уксусе и поднесли к Его губам на кресте, — с благоговением объяснил Лициний. — А это стол, за которым Спаситель вкушал свою последнюю трапезу на Тайной Вечере.
Фидельма ехидно улыбнулась.
— Тогда это еще более великое чудо, чем я думала, ведь за этим столом не уместятся и трое человек, не говоря уже о двенадцати апостолах и Христе.
Лициний не стал развеивать ее сомнения.
— А это что? — поинтересовалась Фидельма, показывая на маленький алтарь, обложенный каменными осколками.
Лициний с готовностью ответил:
— Левый осколок — это кусок камня священной гробницы Иисуса, а правый — подлинный порфир от той колонны, на которую сел петух, прокричавший после того, как Петр отрекся от Христа.
— И это все собрала и привезла сюда преподобная Елена? — спросила она с сомнением в голосе.
Лициний кивнул и продолжал:
— А эти полотенца она нашла уже здесь, в Риме. Этими полотенцами ангелы утирали лицо святого мученика Лаврентия, когда его поджаривали на железной решетке. А это — посохи Моисея и Аарона…
— Откуда святая Елена знала, что все эти реликвии подлинные? — перебила Фидельма. Ее возмущала мысль о том, что каждая из этих святынь, к которым со всего мира стекаются паломники, может оказаться на самом деле всего лишь удачной подделкой хитрого торговца, мастера злоупотреблять доверием.
Лициний уставился на нее с открытым ртом. Никто до нее не осмеливался задавать подобный вопрос.
— Я вдруг подумала, — продолжала Фидельма, — что Елена ведь была паломницей в чужой стране, и когда местные торговцы поняли, что она ищет святыни, они отыскали, что ей продать, разумеется, убедившись сперва, что она готова хорошо заплатить.
— Но это святотатство! — с негодованием возразил Лициний. — Христос был с нею, и Он защитил бы ее от таких мошенников! Не хотите ли вы сказать, что святую Елену просто обманули какие-то пройдохи, и все эти реликвии ненастоящие?
— Я в Риме чуть больше недели, и уже видела, как повсюду доверчивые пилигримы покупают за кругленькую сумму очень похожие реликвии, и все так охотно расстаются со своими деньгами ради того, чтобы приобрести, например, настоящий кусочек цепи, которую носил святой Петр. И про все эти реликвии говорят, что они подлинные. Лициний, поверьте, если сложить вместе все кусочки дерева из настоящего креста, которые продаются сейчас в Риме, получится самый невероятный, самый огромный крест, какой вы только видели.