Фидельма, сузив глаза, взглянула на довольное лицо Эадульфа.
Не было ли тонкой местью с его стороны рассказывать ей эту историю?
— Пелагий… — начала она с угрозой в голосе, но тут Эадульф не выдержал и расхохотался, не в силах сохранять серьезность.
— Забудем, Фидельма! Хотя я клянусь тебе, что это правда. Давай только не будем ссориться!
Фидельма сперва недовольно прикусила губу, но тут же ее лицо осветила улыбка.
— Пожалуй, отложим паломничество к могиле святого Петра на другой день, — ответила она. — Диакониса, хозяйка моей гостиницы, водила меня и еще нескольких людей туда, где, как считается, был заточен Петр. Это было удивительно. В камере лежала груда цепей и стоял монах с напильником, и за баснословные деньги мог отпилить для тебя кусок цепи; он уверял, что это те самые цепи, в которые был закован Петр. Похоже, что святой обряд паломничества стал для Рима источником дохода.
Она заметила, что сакс уже некоторое время то и дело оглядывается.
— Послушай, сестра, за нами ходит какой-то круглолицый монах с тонзурой как у ирландца или бретонца. Если быстро оглянешься направо, увидишь — он стоит на той стороне дороги в тени кипариса. Ты знаешь этого человека?
Фидельма посмотрела на Эадульфа в недоумении, а затем бросила взгляд туда, куда он показал.
На миг ее глаза встретились с темными глазами мужчины средних лет, круглыми от удивления. Как и описал Эадульф, он был острижен по ирландскому или бретонскому обычаю: его голова была аккуратно выбрита спереди по линии от уха до уха. На нем были простые домотканые одежды, а лицо было круглое, как луна. Под взглядом Фидельмы монах обмер, а потом, потемнев лицом, быстро развернулся и побежал прочь и растворился в толпе за кипарисами по ту сторону аллеи.
Фидельма повернулась, озадаченно нахмурившись.
— Я его не знаю. Однако он определенно мной интересуется. Ты говоришь, он за нами следит?
Эадульф торопливо кивнул.
— Я его заметил еще у Латеранского дворца. Когда мы шли по Виа Мерулана, он двигался за нами. Сначала я думал, что это совпадение. Но только что заметил, что, когда мы остановились, он тоже остановился. Ты уверена, что не знаешь его?
— Нет. Может быть, он ирландец и услышал, как я говорю. Может, он хотел поговорить со мной о доме, но стеснялся подойти?
— Может быть, — сказал Эадульф недоверчиво.
— Ну, он уже ушел, — сказала Фидельма. — Пойдем дальше. О чем мы говорили?
Эадульф неохотно повиновался.
— Кажется, ты опять осуждала Рим, сестра.
Глаза Фидельмы засверкали.
— Да, осуждала, — согласилась она. — Я даже узнала в общине, где остановилась, что есть специальные книжки для пилигримов, в которых указаны все примечательные места в городе, все усыпальницы и катакомбы, где каждого убеждают потратить все, что есть у него в кошельке, на реликвии и памятные вещи. В нашей гостинице есть такая книжка-путеводитель, называется «Notitia Ecclesiarum Urbis Romae» — «Знакомство с церквами города Рима»…
Эадульф перебил ее:
— Но ведь нужно сохранять память о том, где находятся гробницы и кто в них похоронен, — возразил он.
— А брать с паломников огромные деньги за пузырьки-ампулы с маслом, якобы взятым из светильников в катакомбах — тоже необходимо? — резко ответила Фидельма. — Трудно вообразить, чтобы кто-то верил в чудотворную силу масла из усыпальниц святых.
Эадульф тяжело вздохнул и сокрушенно покачал головой.
— Наверно, нам не стоит больше ходить вместе по таким памятным местам.
Фидельма тут же раскаялась:
— Ну вот, я снова дала волю моему языку и говорю все, что думаю. Пожалуйста, прости меня, Эадульф!
Сакс изобразил на лице осуждение, но, увидев знакомую озорную улыбку Фидельмы, не смог дуться.
— Хорошо. Давай найдем что-нибудь, о чем наши мнения совпадут, — сказал он. — Например… вот, здесь неподалеку — церковь Девы Марии Снежной.
— Снежной?
— Да. Говорят, однажды августовской ночью Пресвятая Дева явилась Папе Либерию и патрицию Иоанну и повелела им построить церковь на Эсквилинском холме в том месте, где наутро будет лежать снег. Наутро они действительно нашли островок снега, точно совпадающий с очертаниями церковного фундамента.
— Такие истории рассказывают о многих церквах, Эадульф, чем же интересна именно эта?
— В ней сегодня вечером будет месса за упокой души блаженного Айдана из Линдисфарна, который умер в этот день тринадцать лет назад. Многие паломники из Ирландии и саксонских земель будут там.
— Тогда я тоже пойду, — сказала Фидельма, — но сперва мне бы хотелось взглянуть на Колизей, я хочу увидеть место, где мученики веры приняли смерть.
— Отлично. А о расхождениях между Римом, архиепископом Кентерберийским и Армаком говорить больше не будем.
— Договорились.
На некотором расстоянии от них, хорошо спрятавшись в кипарисах и прищурив глаза, луноликий монах смотрел, как они уходят все дальше и дальше по Виа Мерулана.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Фидельме казалось, что она только что заснула, когда ее внезапно разбудил настойчивый звон колокольчика. С тихим недовольным стоном она перевернулась на другой бок и попыталась вновь поймать ускользающий теплый сон. Однако сон ушел, потому что колокольчик продолжал звенеть посреди ночной тишины, а затем к нему присоединился резкий голос. Уже слышался тревожный шорох — братия просыпалась, и сонные голоса спрашивали, что случилось. Фидельма окончательно проснулась и заметила, что в комнате совершенно темно. Она спрыгнула с кровати, торопливо накинула облачение и стала нащупывать свечу, когда в дверь ее комнатки робко постучали. Не успела она открыть рот, чтобы ответить, дверь распахнулась. На пороге стояла взволнованная диакониса Эпифания, озаренная пламенем лампы в коридоре, которая горела даже ночью.
— Сестра Фидельма! — простонала Эпифания, стиснув руки и заламывая пальцы.
Фидельма стояла спокойно, разглядывая ее испуганное лицо.
— Успокойтесь, Эпифания, — ласково ответила она. — Что случилось?
— Там офицер латеранской стражи, custodes. Он требует, чтобы вы пошли с ним.
В одно мгновение в голове Фидельмы пронесся целый рой мыслей. Она успела впасть в панику, пожалеть, что вообще согласилась выполнить просьбу Ультана и приехала сюда; ощутить вину за то, что критиковала Его Святейшество и упрекала римских клириков в том, что они берут с пилигримов деньги. Неужели кто-то услышал это и донес на нее? Усилием воли она заставила себя успокоиться. Ни лицом, ни единым движением не выдала себя.
— А куда он хочет отвести меня? — спокойно спросила она. — И для чего?
Внезапно диаконису оттолкнули в сторону, и на пороге кельи возник смазливый молодой солдат в одежде стражника. Он высокомерно глядел поверх головы Фидельмы, стараясь не встречаться с ней глазами. Она достаточно пробыла в Риме, чтобы по знакам отличия понять — это тессерарий, младший командир дворцовой стражи.
— Нам дан приказ отвести вас в Латеранский дворец, сестра. Причем немедленно, — резким отрывистым голосом произнес молодой солдат.
Фидельма попробовала улыбнуться.
— Для каких целей?
На лице стражника было все то же каменное выражение.
— Этого мне не сообщили, сестра. Я лишь исполняю приказ.
— А этот приказ дозволяет мне умыть лицо и переодеться? — невинно спросила она.
Стражник встретился с ней взглядом, и его неподвижное лицо вдруг ожило. Казалось, он был смущен, однако замешкался только на мгновение.
— Мы подождем вас снаружи, сестра, — согласился он и исчез так же внезапно, как и появился.