— Выглядишь нездорово. — Дотронувшись лица сына и заботливо заглянув ему в глаза, сказала Лавелия. — Давай мне поводья, подремли.
— Я в порядке.
Эльфийка вздохнула, всем своим видом показывая, что расстроена поведением сына. Малвель уже давно перестал испытывать стыд по этому поводу. Он знал — а быть может ему только казалось — вся эта забота и нежность — всего лишь притворство. По крайней мере, он больше не ощущал лбви, что когда-то исходила от матери. Он плохо помнил какой она была раньше, тогда он был еще ребенком. Ушла в очередной поход, а когда вернулась это была уже не она. Тогда он сильно сердился на нее. И хоть Малвель уже давно понял, что обижаться на нее не за что, ему продолжал сниться тот день.
Узнав, что мама в городе, маленький Малвель побежал ее встречать. В тот раз она шла по тропинке не одна. Ее провожали какие-то люди, а сама Лавелия жадно оглядывалась по сторонам, словно впервые шла по этой тропинке. Малвель с разбегу врезался в маму, обхватив ее руками.
— Мамочка, я так скучал!
— Мамочка? — Растерянно переспросила она, отстраняясь. — Кто это? — Она обращалась к сопровождающим ее людям.
— Ваш сын, полагаю. — Ответил один из мужчин.
Взгляд, который тогда бросила на ребенка Лавелия, запомнился Малвелю на всю жизнь. В нем отражался страх и отвращение. Словно она никогда в жизни не хотела иметь детей и вообще всем сердцем их не любила, а тут вдруг оказывается, что у нее есть сын. Ему показалось, что в том взгляде пронеслась мысль: "Как же мне теперь от него избавиться?"
Конечно, с годами Малвель понял, что мысль скорее была "Что же мне со всем этим делать?", если вообще была. Узнав, что у нее есть сын, муж и замок, в котором она жила до потери памяти, Лавелия старалась относиться ко всему этому с заботой. Но все-равно чувствовала, что все это чужое. Словно она украла у кого-то очень счастливого его жизнь. Она не смогла заново полюбить Резхараса, который направил все усилия и все свое состояние на то, что бы вернуть ей память. Он много лет возил ее по Вакрохаллу, показывая лучшим целителям, но те лишь разводили руками. Сам он тоже изо всех сил пытался разжечь в ней былые чувства, рассказывая обо всем, что их связывало. Лавелия это ценила, но не более. Спустя двадцать лет Резхарас сдался, а потом и его чувства к Лавелии охладели. Они отдалились. Он стал больше времени уделять работе, а свободное проводить в личном тайном садике, куда никому не разрешал входить. А она стала уходить в лес, где и нашла странное увлечение — бегать за зверюшками.
С Малвелем же все обстояло иначе. Несколько дней Лавелии было трудно свыкнуться с тем, что у нее есть сын. Она долго присматривалась к нему, словно изучала товар на прилавке. Потом начала предпринимать попытки найти к нему подход. Но Малвель злился и избегал мать. Но, вскоре, поставив себя на ее место, осознал все, что на нее тогда навалилось. Укорив себя за глупость, он решил все исправить, но было поздно. Лавелия уже поняла, что она не станет ему той матерью, которой была, и перестала искать способы сближения с мальчиком.
— Мамочка? — эхом повторялись слова Лавелии. — Кто это?
Чем дольше Малвель смотрел в холодные глаза — льдинки, тем быстрее его собственные наполнялись слезами.
— Ваш сын, полагаю.
— Сын?.. Но… Нет, не может быть…
Проснувшись, Малвель прислушался к своим ощущениям и с облегчением обнаружил, что больше не испытывает обиды и печали, которые появлялись раньше. Этот день снился ему время от времени. И, если в первое время он просыпался в слезах и холодном поту, то теперь это был просто сон. Всего-лишь воспоминание из детства, слишком яркое, что бы его забыть.
Малвель сбросил с себя одеяло и вышел из комнатушки постоялого двора. Мельком выглянул в окно, вечер только-только начинался. Он проспал всего пару часов. Спустившись в общую залу, он отыскал глазами Лафитлин. Девушка сидела за барной стойкой и разговаривала с незнакомцем. Он от чего-то показался Малвелю подозрительным. Незнакомец был богато одет, однако никаких украшений не носил. Даже железной цепи или броши, скрепляющей плащ, не говоря уж о перстнях и браслетах, какие предпочитают богачи. Лицо его скрывала тоже дорогая, но слегка потрепанная широкополая шляпа с вороньим пером. И единственная часть лица, которую можно было увидеть — аккуратно подстриженная и тщательно расчесанная борода с редкими толстыми нитями седины. Малвель не торопился подходить к ним, сначала прислушался к разговору.