Малвелю не нравилось все это, но он повиновался под одобрительным взглядом Мариэль. Когда он договорил последнее слово, Муйзди сатир взмахнула руками, вокруг нее засверкал воздух тысячами огненных искорок, которым она наконец дала волю.
— Ну все, кыш отсюда, пока я не передумала!
Мариэль уже была в седле, все так же держа на поводу коня Малвеля. Эльф хмурый, как осеннее небо, молча оседлал и пришпорил коня.
Мариэль тоже не сказала сатиру ничего на прощание. На языке вертелись только ругательства и проклятия. Путники так и молчали, пока перед ними не вырос замок. Остроконечные башни его казалось упирались в низко нависшее пасмурное небо. Над полуразрушенными стенами кружили вороны. Огромные врата подмывала мутная вода озера, разлившегося, как в чаше, от одного склона до другого. К нему через еловый лес вело пересохшее русло, вдоль которого и ехали Мариэль и Малвель. Еще через некоторое время они узнали причину, по которой ручей высох. Похоже когда-то давно тут сошла лавина и перекрыла сток, из-за чего и образовалось озеро. Мариэль спрыгнула с Лиры и вскарабкалась по камням, чтобы взглянуть на замок, задней своей частью прислонившийся к телу горы. Ни в одном из окон не горел свет. Он выглядел совершенно безлюдным.
— Оставим здесь все лишнее. — Сказала Мариэль, спустившись обратно в лес. — Озеро перелетим на Лире. Коня привяжи так, чтобы он не потерялся, но и чтобы можно было в любой момент сорваться с места.
— Не нравится мне это. Перелетим озеро, ворвемся в замок, дальше что? Пока лететь будем уже привлечем внимание.
— Есть план лучше?
— Дождемся, когда стемнеет. Там где будут люди зажгутся факелы. Узнаем сколько их там и с какой стороны можно попасть внутрь, чтобы остаться незамеченными. Перелетим озеро, когда его накроет тень.
Мариэль перевела взгляд на замок. Хоть его стены и были разрушены беспощадным течением времени, он все равно выглядел внушительно и даже пугающе. Воображение живо и в красках нарисовало томящуюся внутри Лафитлин.
— Пусть будет так. — Согласилась она, отгоняя мрачные мысли.
Они расседлали лошадей и устроились под покровом высоких елей на подстилке из иголок. колючий ветер забирался под одежду и кусал щеки. Мариэль села, прислонившись спиной к шершавому стволу ели. Малвель сел напротив нее на колени. Взял ее замерзшие руки в свои. Мариэль начала шептать согревающее заклинание, но Малвель прервал ее.
— Позволь мне согреть тебя. Я так скучаю по тем временам, когда ты впервые оказалась в Вакрохалле. Я люблю вспоминать нашу первую встречу. Ты, как растерянный птенец стояла посреди двора нашего дома. Вооруженная до зубов, как будто на войну собралась, а не на знакомство с учителями. Не понимающая для чего ты здесь. Наивная, хоть и куражилась. Это не могло не умилять.
— Ты позабыл наш танец во время пира в честь моего прибытия во дворце короля Элеота. Там мы впервые увиделись.
— И правда. Ты тогда поразила меня своими движениями. Они были неземными, никто не умел так танцевать. Теперь ты всему научилась, — голос Малвеля резко погрустнел, эльф отпустил ее руки и отвел взгляд в сторону. — В тебе почти не осталось ничего, что делало тебя пришелецей из другого мира. Неужели ты его забыла?
С лица Мариэль тоже сошла улыбка. Она задумалась, от чего ответила не сразу.
— Нет. Конечно нет! Я помню…
— Тебе не хочется вернуться? Оказаться там хотя бы на день?
— Это невозможно. Есть правила. Год там — здесь несколько десятилетий. И, что бы переместиться нужен определенный день. Возможно он уже прошел и следующий наступит только через шестьдесят лет, а может он вот-вот наступит. Но в любом случае здесь моя семья, мои друзья, мой народ. Я не смогу бросить все это.
— А если бы была возможность уйти и вернуться в любой момент?
— Все равно нет. Не сейчас. Не тогда, когда всему, что я люблю грозит опасность.
— А если бы узнала, что твоим близким, оставшимся в том мире, грозит опасность?
Малвель тут же пожалел об этом. Его вопрос Мариэль оставила без ответа. Она на долго и глубоко задумалась, сама не в силах найти на него ответ.
— Я не помню их лиц. — Спустя несколько минут прошептала Мариэль. — Остались лишь размытые образы родителей и братьев. Я не помню звучания их голосов. В памяти не осталось ни подруг, ни соседей… никого. Та жизнь теперь кажется сном.